Действительно, как? Ничего плохого в том нет. У каждого своя работа. Пусть себе художник рисует. Мастер он известный, признанный. В конце концов не каждый день такие предложения приходят.

В душе-то я, грешным делом, подумал, что неспроста это, конечно. Положил Спицын глаз на нашу звездочку. Но все равно отговаривать Верочку не стал. Уж очень мне понравилась идея запечатлеть восходящую приму. И потом, что мои домыслы, у Спицына жена в театре, сынок совсем недавно родился.

Да и позировать Спицын предложил прямо в театре, на сцене у рояля. Можно сказать, на глазах у всех. Какие тут домыслы могли быть. А-а-а-а, – Орешкин махнул рукой. – Не уберегли мы нашу звездочку. Портрет Спицын писал долго. Вера во многих спектаклях занята была. И он все их посещал, ждал, когда она освободится. И вот зал пустел… Они оставались и продолжали работать. Видимо, вспыхнуло между ними чувство. Вначале-то Вера ко мне забегала по старой привычке: поговорить о театральных делах да и просто поболтать о литературе, о жизни. А потом все реже и реже появлялась. Тут и время стажировки подошло, и она уехала в Рим. А через год вернулась другим человеком. Нет, внешне она почти не изменилась, все такая же красавица. Но улыбка ушла. И глаза уже не были прежними. Искринка исчезла, что ли.

И к Спицыну она стала после поездки относиться иначе, холоднее, я бы сказал. Тепла не стало. Мы вначале думали, испортила заграница девицу. Разбаловалась, поди, насмотрелась, как живут звезды высокого искусства. Да и ухаживали за ней, по разговорам, очень влиятельные и богатые особы. Сколько их сибирской красавице руку и сердце предлагали, сколько состояний бросали к ногам! В общем, настроение Веры и ее поведение списали на гордыню. Немного времени прошло, и Веруша «вернулась». Вновь мы увидели нашу любимицу – веселую, озорную, неунывающую.

А вот со Спицыным у них так и не сложилось. Пока Веры не было в городе, ему жена, как говорится, мозги прочистила. И к мэру ходила, и к губернатору. Говорят, президенту Академии художеств письмо написала. Короче, «вернула» мужика в семью. Узнав, что Вера возвращается из Рима, Спицын напился и вытащил ее портрет прямо ко входу в театр и оставил на всеобщее обозрение. Многие думали, что это афиша. А картина, скажу я вам, хороша. Так хороша, что ее музей купил, слава богу, дождя не случилось.

Потом они решили распрощаться и поехали к озеру. Да… и машина перевернулась. Такая трагедия. Мы потом уже узнали, что Верочку позвали работать в Рим. В первый же сезон, кроме участия в спектаклях, у нее должна была быть специальная программа – «Песни северного края»…

…Вечерний чай у Вигдора в кабинете был давним ритуалом, заведенным сразу же после переезда в новый офис. Ничего особенного не происходило. Обсуждали, как прошел день, что нового, что делать завтра. Тихо, спокойно, как говорится, «по семейному».

Сейчас чаевали втроем: Вигдор, Савелий и Селина.

– Ну что, «писхатели-оформители», скажете? Весело вам? Жили спокойно, без проблем, так не утерпели. Вляпались. Зато вот веселье наступило.

Савелий покосился на Селину, которую, честно говоря, немножко побаивался. Не любил он женской активности и лидерства.

– И не смотри на меня своим художественным взглядом. Не гипнотизируй.

– Да что вы, Селина. Я подумал, а не написать ли с вас портрет. Парадный. Во весь ваш прекрасно стройный рост.

Вигдор неожиданно захохотал, да так громко, что чашки на блюдцах стали позванивать. Смеялся долго и никак не мог остановиться. Видимо, вся нервная энергия последних дней трансформировалась в этот смех.

– Ну, с этим, кажется, все ясно, – махнула рукой Силина. – Будем после процесса психолога нанимать.

Вигдор после этих слов стал смеяться еще громче, видимо, представил, что ждет собственно его. Смех – штука заразительная, вот уже и Селина подключилась к Чижевскому, и Савелий. И теперь они уже хохотали на троих – два совершенно трезвых мужика, неожиданно для себя вляпавшихся в такую дурацкую историю, и дама с прокурорским прошлым, прошедшая огонь и воду в этой свой прошлой жизни.

– Мальчики! Я вас боюсь! Вы не того? – Селина погладила одного и другого по голове. – Ау, мальчики, вы в дерьме! А ржете, словно выиграли бесплатную неделю в отель RIXOS. Стырили, понимаете, у художника картинки, заработали кучу денег, нанесли его творчеству непоправимый вред и теперь веселитесь!

– Извини, Селиночка, – первым пришел в себя Вигдор. – Намедни был в мастерской у Савелия. Он картину написал. На ней мужик. Сразу видно, профессия рейдер-приватизатор. И вот этот великий живописец всех времен и народов должен был из него благородного Дона Педро сделать на парадном портрете. Судя по тому, что жив курилка, – Вигдор ткнул в Савелия, – картина удалась. Да? Савелий! Удалась?

– Удалась, удалась. Можно теперь полгода только твои книжки оформлять, так сказать, поработать на вечность, для души.

– И вот я представил, как этот господин Кокорев будет делать из тебя, к примеру, леди Чаттерлей или Мату Хари, а хочешь, Мэрилин Монро. Это теперь модно – стилизовать под звезды. Селиночка, представляешь, сам Савелий Кокорев возьмется за кисть!

– Ой, как смешно, ну до колик смешно. Юмористы, вы закон на всякий случай прочтите об авторском праве. И смех-то у вас сразу пропадет. Сколько у вас на двоих денежек на кредитке? 20, 50, 100 тысяч рублей? Не слышу? Ах, какая жалость. Но Спицын желает 100 тысяч не рублей. Ой, беда! Придется описывать имущество. А острить и умничать можно и после, без копейки в кармане. Самое то!

– Не смешно, – обиделся Савелий.

– Действительно, Селина, не смешно. – Вигдор тоже вмиг как-то погрустнел. – Что, мы и правда такие пропащие? Готовить дачу к продаже? Я совсем недавно баньку поставил, печку вот сложили. Жалко собственность.

– То-то, «писхатели-оформители». А теперь слушайте, что я разузнала в театре.

Пока Селина в деталях и лицах рассказывала о своем походе в театр, Вигдор и Савелий несколько раз переглянулись. Судя по всему, они тоже имели что рассказать.

Селина закончила. Савелий чуть привстал и снова упал в кресло.

– Я был сегодня в музее. Я видел этот портрет. Такое способен создать только по-настоящему влюбленный человек. Тем более непонятно, как мастер мог опуститься до такой подлости сейчас.

– Бывает, бывает. Вот ты, к примеру, прекрасный живописец, а делаешь из рейдеров всяких донов Педро, – теперь уже захохотала Селина.

– Не смешно, – теперь уже по-настоящему обиделся Савелий. – Это не я позволил им ограбить страну, не я открывал шлагбаумы для въезда на территорию и помогал покупать дипломы о высшем образовании. Работает великая мельница эпохи. Да! Все перемелется, а при новом замесе родится прекрасное. Это говорю я, Савелий Кокорев. Запиши, Вигдор, и ты, Селиночка, запомни. Нас ждут новые горизонты!

– Вау, вау, «писхатели, филезофы!». Как же я устала от вашего потока сознания. Конечно, разглагольствовать не кули ворочать. Меня-то кто спросил в ожидании дел великих, желаю ли я в вашу мельничку попасть?