— С вами все в порядке? — спросила она, чувствуя, что ей становится легче дышать, боль в спине и груди уходит.

— Да, — осипшим голосом ответил Рауль, глядя вниз на нее, и от того, что она увидела в его глазах, желание, словно пламя, охватило ее.

— Нет… — слабо запротестовала Харриет, но затем, сдавшись, закрыла глаза, и он поцеловал ее долгим, глубоким поцелуем.

Не ответить ему означало для нее то же, что не дышать. Ее руки скользнули вверх и обняли его, и ее поцелуй был таким же жгучим, таким же страстным, как и его. Оторвавшись наконец от ее губ и подняв голову, он совершенно ошеломленно смотрел на девушку.

— Мой Бог, — тихо произнес Рауль, рассматривая правильной формы личико, нежные, очаровательные, чувственные губы и золотисто-зеленые глаза, которые мучили его и днем, и во сне.

— Я… Это было случайное… падение, — пролепетала Харриет, чувствуя, как краска заливает ей щеки.

Изумление исчезло с его лица, но странный блеск, появившийся в его глазах, в которые она заглянула, и при солнечном свете оставлял их такими же черными, как и в темноте. «Похоже, дням моей холостяцкой жизни суждено закончиться. Надо же было влюбиться посреди песков в мисс, едва вышедшую из классной комнаты!» — пронеслось у него в голове.

— Проклятая случайность, — хрипло произнес Рауль, снова целуя ее с разгорающейся страстью.

Бурная радость захлестнула ее от того, что отношения между ними опять стали такими же, как до Бербера. Харриет любила его всем сердцем, и ее поцелуи не оставили у него никаких сомнений в этом.

— У вас даже не рассыпались волосы, дорогая, — подняв голову и удивленно посмотрев на нее, заметил Рауль с улыбкой, слегка растянувшей уголки его рта.

— Я весь день буду ходить с распущенными, если вам нравится, — застенчиво отозвалась она.

— Это удовольствие только для моих глаз. — Он крепче обнял ее. — Не для Хашима и не для дюжины арабов.

— Вы так беспокоитесь обо мне? — Она покраснела от смущения.

— Очень беспокоюсь.

У Рауля в нежданной улыбке блеснули белые зубы: будь он проклят, если собирается сделать предложение руки и сердца посреди пустыни!

Он нежно подняв Харриет на ноги, взялся за поводья лошади.

Ее лицо сияло: Рауль любил ее так же сильно, как она любила его, Харриет могла судить об этом по выражению его глаз, по тону голоса.

— Я подумал, вы мертвы, моя маленькая, — тихо сказал он, помогая ей сесть на лошадь.

— Я тоже подумала, что мертва.

У нее заискрились глаза, когда он обнял ее за талию.

— Вы очень живая, дорогая, гораздо живее, чем все, с кем я когда-либо был знаком.

Харриет удобно устроилась у его груди, когда он пустил лошадь галопом. Постепенно акации поредели, и стали видны паруса судна, ярко белеющие на солнце.

— Почему моя лошадь понесла?

— От страха, — после минутного молчания ответил Рауль. — Вероятно, испугалась животного, которого я слышал, но не видел.

— И что с ней будет? Вы сможете ее найти?

— Ее не нужно искать. — Он указал на судно. — Она уже вернулась.

— О-о! — Харриет посмотрела туда, где Хашим деловито вытирал тряпкой потную лошадь. — Ну разве она не умна?

— Умнее, чем вы думаете, — загадочно ответил Рауль, опуская Харриет на землю.

Хашим перевел взгляд с сияющего лица Харриет на лицо своего хозяина и обратно — значит… у Наринды все-таки будет причина для ревности.

— Будем отчаливать прямо сейчас, эфенди? — спросил Хашим, продолжая свою работу.

— Да, Хашим. — Отдав свою лошадь одному из арабов, Рауль внимательно всматривался в берег. — И чем скорее, тем лучше.

Матросы-арабы принялись выводить судно снова на середину потока, и Харриет ушла на нос судна.

— Что случилось, эфенди? Почему понесла кобыла мисс Харриет Латимер, английской леди? — тихо спросил Хашим.

— Лев, — ответил Рауль так тихо, чтобы никто, кроме Хашима, его не мог услышать. — Я почти уверен, что это был лев.

— Так далеко на севере? — не поверил Хашим.

— Я его не видел, но, можно сказать, почуял его запах, — кивнул Рауль.

— Тогда мисс Харриет Латимер, английской леди, повезло, что с ней был такой охотник, который мог защитить ее.

Легкая улыбка скривила губы Рауля. Господи, они оба едва не погибли. Вид тела Харриет, выглядевшего безжизненным, прогнал у него из сознания все мысли о затаившемся льве, его охватил более сильный страх. Если интуиция его не обманула и поблизости действительно был лев, то им повезло, что он оказался не голоден. Рауль с недоверием покачал головой. Взрыв каких чувств мог прогнать из головы мужчины мысль о таком хищнике? Он взглянул через палубу туда, где Харриет в широкополой шляпе, скрывавшей ее глаза, спокойно делала зарисовки, сосредоточенно поджав губы, и у него чаще забился пульс, когда он вспомнил, как она отвечала на его поцелуи.

«Мой Бог, — снова сказал он про себя, — после всех этих лет! И оказаться пойманным в ловушку дочерью миссионера!»

Рауль расхохотался, и Хашим с любопытством повернулся к нему. Львы совсем не повод для веселья, тогда — что?

— Я должна вам кое в чем признаться, — сказала Харриет, когда они закончили вечернюю трапезу из тушеных голубя и перепелки, которые оказались чрезвычайно вкусными.

— Говорите, — откликнулся Рауль, когда она склонилась к нему и его пальцы коснулись ее мягких волос. — Признание полезно для души.

— Вы опять дразните меня.

— Нет. — В его глубоких темных глазах прятался смех. — Просто я не могу представить себе, в каком страшном грехе вам необходимо признаться.

— Это не грех… Во всяком случае, я так думаю.

Судно продолжало плавно двигаться вверх по течению, кроваво-красное солнце уже опустилось за горизонт, и в лунном свете было видно, как слегка светится кожа Харриет.

— Говорите, дорогая. — Рауль заметил озабоченное выражение у нее на лице, и смех у него пропал. — Что вас так тревожит?

— Боюсь, в том, что моя кобыла понесла, моя вина, а не какого-то зверя поблизости. Понимаете… — она зажала между коленями сплетенные пальцы, — я не умею ездить верхом и должна была сказать вам об этом.

— Вашей вины в том не было, моя дорогая. — Ощутив прилив совершенно необъяснимой нежности, он ласково привлек ее к себе. — Не переживайте из-за того, что вы не умеете ездить верхом, я вас научу. Каждое утро и каждый вечер мы вместе будем ездить верхом.

Они посмотрели друг другу в глаза, потом его взгляд спустился к ее губам, и Харриет охватила нервная дрожь. Напрасно она подумала о тетушках и о том, как они ужаснулись бы, если бы узнали о ее поведении; напрасно подумала об отце; напрасно попыталась собрать всю силу воли, чтобы отвернуться, чтобы сделать выговор Раулю за его поведение. Она просто вскрикнула от захватывающего дух восторга, когда Рауль опустил голову и поцеловал ее в ямочку на шее. Было такое ощущение, словно он имел право на ее тело, словно интимность их объятия была заранее предопределена. Его руки ласкали ее груди, его прикосновение обжигало ее, и Харриет тихо стонала, а охвативший ее жар становился все горячее и болезненнее.