Но Ангулем не пошел на убийство — возможно, потому, что знал, какое поднимется возмущение. Толпа наверняка разорвала бы его на части. Однако отказ Ангулема не уменьшал опасности. Анжу хотел убрать Гиза с дороги, и связь любовников должна была служить оправданием убийства. Но произойти этого не должно. Любой ценой… любой ценой надо спасти ему жизнь.

Марго понимала, что для этого есть только одно средство. Ее сестра Клотильда вышла замуж за герцога Лотарингского и поэтому доводилась Гизам родственницей. Надо было через сестру внушить Гизу, что у него есть единственный выход спасти свою жизнь — это жениться… на ком угодно, кроме принцессы Марго.

Тут ничего нельзя было поделать. Она очень сильно любила его, чтобы не отдавать себе в этом отчета. Спасти жизнь любимого можно было, только настояв, чтобы он женился на другой. Тогда Анжу больше не сможет сказать, что женитьба на Марго представляла собой первый шаг в его честолюбивом плане.

Такой красивый мужчина, смелый, замечательный во всех отношениях сможет быстро найти себе невесту.

Гизы приняли это решение с такой же готовностью, как Марго, и даже сам Генрих согласился ради семьи и спасения собственной жизни сделать единственный оставшийся ему шаг.

Женился он на принцессе де Порсиан. Марго горько плакала, заявляя, что у нее разбито сердце, и думая, когда же ее любовник снова вернется ко двору и они опять смогут предаваться любви.

Что Марго пора замуж, считала не только ее мать. Иначе при своей красоте и необузданности она могла рано или поздно создать очень опасную ситуацию, как в истории с Гизом. Более того, принцесса представляла собой хороший товар для сделок, поэтому мысли о ее браке занимали многих людей.

Гугеноты были источником разлада по всей Франции. Королева-мать старалась успокоить их и вместе с тем не обидеть католиков; сама она была равнодушна к вопросам веры и готова менять ее, исходя из практических соображений. Ее поражала горячность, с какой люди сражались за ту или иную догму. В глубине души ее больше всего беспокоил адмирал Колиньи: с тех пор, как появился он при дворе, ее влияние на короля слегка ослабло.

Колиньи обладал силой внушения, проистекающей из искренности и доброты. Екатерина Медичи не учла, что в извращенной, неуравновешенной натуре Карла IX теплится сильное желание быть добрым и благородным, вести страну к славе — кроется идеал, побуждающий надеяться, что после его смерти люди скажут: «Карл IX был королем, трудившимся для своего народа».

Иногда скудный разум Карла озаряли светлые проблески; он начинал верить, что во Франции все-таки есть человек, способный помочь ему стать хорошим королем. И это не мать, не брат — а добродетельный адмирал Гаспар де Колиньи.

Карл ежедневно посылал за адмиралом, называл его отцом, расспрашивал и выслушивал ответы; благодаря общению с ним стал спокойнее, чем когда бы то ни было с тех пор, как взошел на трон.

Это опасно, думала Екатерина. Ей хотелось смерти Колиньи.

У нее имелись способы избавляться от врагов. К сожалению, таких людей, как адмирал, нельзя было устранять так называемым morceau Italianize[11]. Поднялся б крупный скандал, началось бы тщательное расследование. Кого-то могли арестовать; кто-то мог бы заговорить под пыткой. Нет, таких значительных противников нужно убирать более тонкими способами.

Маленький план в ее уме превращался в большой, но осуществлять его надо было осторожно, с величайшим тактом.

И все же Екатерина Медичи решилась на первый шаг к цели.

На собрании совета, где она председательствовала, король сидел рядом.

Сен-Жерменский мирный договор не нарушался, и Филипп II Испанский был недоволен прекращением гражданской войны во Франции. Он предлагал девять тысяч солдат, если борьба с гугенотами будет продолжаться. Папа римский писал Екатерине: «Не может быть общности между Сатаной и детьми Света; поэтому следует понять, что между католиками и еретиками не может быть честного договора».

Публично Екатерина смеялась над предложениями Филиппа II и предостережениями папы; но королю намекала, что у нее есть другие планы разделаться с гугенотами.

Она вызвала адмирала и заявила, что намерена упрочить мир между ними.

— Возможно ли, дорогой мой адмирал, — спросила она, — добиться этого успешнее, чем браком? — И внезапно изрыгнула отрывистый смешок. — Я говорю, дорогой мой Колиньи, о браке вашего юного Генриха Наваррского и моей дочери Маргариты.

Марго выходила из себя. Ее не только лишили любимого, но еще хотят выдать за этого олуха, шута, грубую тварь, именуемую принцем Наваррским.

— Я помню его, — жаловалась она Алансону, — по приездам ко двору. У этого человека ужасные манеры и грязное белье.

— Он полная противоположность месье де Гизу.

Марго расплакалась.

— Они делают это назло мне! — выкрикнула она. — А я не выйду за него. Клянусь, не выйду.

Алансон попытался ее утешить. Придется выйти, ничего не поделаешь, таково желание матери. А расстраиваться не нужно, поскольку она все же остается во Франции. Хорошо зная сестру, Алансон понимал, что брак с наваррским олухом не помешает ей предаваться развлечениям.

— Ничего страшного, — успокаивал он ее. — Вскоре ты свыкнешься. Я слышал, у него много любовниц. Видимо, они находят его не лишенным привлекательности.

— Они не принцессы и наверняка прельстились его королевским происхождением.

— Сестра, насколько мне известно, он хоть и легкомысленный, зато покладистый. Уверяю, если ты не станешь соваться в его дела, он не станет лезть в твои.

Однако Марго все еще мучительно оплакивала Гиза, изводила себя, живо представляя, как он с женой предается любви, и утешения на нее не действовали.

— Наваррского я ненавижу, — заявила она. — Терпеть не могу с тех пор, как впервые увидела его нахальный взгляд черных глаз, как он пытался потрясти нашего отца искренностью. Он бесстыдный, грубый и, самое главное, грязный. Я буду противиться этому браку изо всех сил.

Алансон вздохнул. Сколько б она ни протестовала, ни скандалила, раз такова воля их матери, брак наверняка состоится.

Вскоре после этого ко двору приехала Жанна Наваррская, мать будущего жениха. Двор находился в Блуа, но Екатерина Медичи поехала оттуда в Тур, чтобы встретиться с Жанной заранее, показать, как рада, что та решила наконец-то приехать.

— Теперь, — приветливо воскликнула она, обнимая Жанну, — мы можем уладить все, что в этом нуждается, и принять благополучное решение к удовольствию наших дорогих детей.

Жанна, хотя и была настроена подозрительно, позволила втянуть себя в переговоры.

Она взяла с собой дочь Екатерину, и ей доставляло громадное удовольствие сравнивать эту свежую юную девушку с размалеванными придворными красотками. Принцесса Маргарита, несмотря на отвращение к уже предрешенному браку, приветствовала будущую свекровь с изысканной любезностью, покорившей сердце Жанны. Однако красилась она так, что суровая королева Наваррская содрогнулась.