– Чем ты зарабатываешь на жизнь?

– В смысле, как я делаю деньги? – переспросил он.

– Ну да.

– Я торгую оружием.

Оружием? Что ж, неудивительно.

Хотя Боунс неотрывно смотрел на дорогу, он заметил мою реакцию:

– Я конструирую оружие и потом продаю. Это не серийное производство, и каждый экземпляр уникален. Единственный в своем роде… – Да уж, ничего себе повод для гордости. – За эксклюзив платят больше.

Вот уж точно маньяк. Именно за такими типами охотятся спецслужбы Соединенных Штатов. И один из них сидел рядом со мной. Вот дерьмо!

– Впечатляет, – сказала я, продолжая рассматривать фасады зданий. – Даже и представить себе невозможно, как создать такой бизнес.

– Это требует времени, – пояснил он. – И денег.

Я смотрела в окно и чувствовала пробуждение желаний. Несколько месяцев не выходила из дома. И теперь я хотела ощутить, как ветер шевелит мне волосы, когда я иду по улице. Моя кожа жаждала прикосновения солнечных лучей. Мне хотелось зайти в кафе и услышать аромат кофе. Я протянула руку и прижала ее к стеклу – мне хотелось почувствовать зимний холод. Я устала от центрального отопления, мне нужен был мороз. И снег.

Минут через двадцать мы въехали в промзону. Повсюду возвышались здания складов. Склады охранялись – чтобы проехать на территорию, требовалось представиться охране и указать код доступа. Боунс предъявил свою карточку. Охранник почтительно поклонился.

Но как же этому уроду удалось стать столь могущественным? Разве все на свете решают только деньги? Разве можно думать только о них? Разве к этому стремилась цивилизация?

Проехав шлагбаум, машина направилась в сторону одного из строений. Стены были выкрашены в темно-синий цвет. Никаких надписей и знаков. Не было даже указателей с адресом здания. Один барак ничем не отличался от другого. Как они тут не путаются?

Боунс отставил локоть и произнес:

– Ни на шаг от меня. Иначе прибью прямо здесь, при всех.

Я посмотрела на его руку, не понимая, как нужно поступить. Затем продела свою руку через его и потупилась как бы в знак покорности. Сначала я просто не поняла, чего он хочет, ведь Боунс позволял прикасаться к нему только в случае, когда я делала ему минет.

Мы вошли в помещение. Работа кипела вовсю. Какие-то железки через ленточный конвейер попадали сразу под пресс, а затем шли в покраску. После этого готовые детали подавались на следующий участок, где рабочие собирали из них готовые изделия. Рабочие напоминали муравьев. Никто не разговаривал.

Я была ошеломлена и не могла скрыть своих эмоций. Не могла поверить глазам. Все, что здесь происходило, выглядело явно незаконным. Но что же власти? Как же итальянские власти не понимали, что здесь творится? Почему они не арестовывают его? Единственное объяснение – он их всех купил.

Боунс повел меня дальше, не обращая внимания на работавших людей и ни с кем не здороваясь. Рабочие тоже не смотрели на него, хотя, конечно, знали, кто к ним пожаловал. Мы миновали несколько сборочных участков. Стояла страшная жара. Мне стало казаться, что мое манто весит чуть ли не центнер. В воздухе стояла пыль, и каждый вдох давался с трудом. То есть условия для работы были поистине нечеловеческие. Такое я видела впервые в жизни.

Свернув за угол, мы оказались в помещении, где за столом сидели несколько человек. Небольшими кисточками они подкрашивали детали уже собранного оружия, устраняя мелкие дефекты. На них я заметила защитные маски – материал для окраски был явно токсичен. Странная забота о людях при прочих скотских условиях.

Один из рабочих сидел, низко опустив голову. Он выглядел не то что бы усталым – скорее павшим духом. В руке он все еще держал кисть, другая торчала из банки с черной краской.

Что с ним?

Взгляд мужчины невольно обращал на него внимание, и Боунс конечно же сразу заметил его. Остальные сидевшие за столом продолжали работать, стараясь не подавать виду.

Боунс отпустил мою руку и приблизился к нарушителю порядка. Он схватил мужчину за плечо и сильно рванул к себе, заорав что-то по-итальянски.

По-итальянски я не говорю, поэтому не поняла ни единого слова. Впрочем, в данном случае догадаться было легко. Боунс продолжал надрываться, крича прямо в лицо сидящему, причем его собственная физиономия стала почти малинового цвета. Я хорошо помнила, как он багровел, когда орал на меня перед тем, как начать бить.

Тем временем Боунс ухватил мужчину за воротник и швырнул на пол, придавив его голову своим грязным ботинком.

Остальные продолжали трудиться как ни в чем не бывало. Из цехов доносился привычный шум. Воздух сотрясал грохот работавшего оборудования.

Боунс вынул пистолет и наставил ствол на лежавшего мужчину, продолжая кричать.

Первой моей реакцией было стать между ними и защитить упавшего на пол человека. Но тогда Боунс мог разгадать мою ложь и, вполне возможно, убить меня. Так что мне оставалось лишь стоять позади и надеяться, что все окончится благополучно.

Но все кончилось плохо.

Боунс выстрелил мужчине в голову. По полу мгновенно растеклась лужа крови. Глаза несчастного так и остались широко открытыми.

Звук выстрела заставил меня вздрогнуть. Желудок спазматически сжался. К горлу подкатила тошнота, и меня едва не вырвало. Я была потрясена до глубины души этим убийством – даже больше, чем теми гнусностями, что Боунс делал со мной. Но я ничем не выдала своего волнения. Нужно вытерпеть, иначе я никогда не вырвусь из ада. Жизнь – вот моя цель.

Боунс подул на дымящийся ствол и убрал пистолет обратно в кобуру. Спокойно переступив через тело, он повернулся ко мне, следя за моей реакцией на произошедшее.

Я выдержала его взгляд, хотя не понимала, какого рода эмоции он хотел видеть на моем лице.

– Вот она, власть, – сказал он, перекрывая заводской шум и совсем не заботясь о том, что его слушают рабочие. – Ни жалости, ни чувства вины. Просто нажал на спуск, и стало хорошо.

Он повторил мои же слова, сказанные в машине. Но кое в чем он ошибался.

Убить, защищая свою жизнь, и убить только потому, что ты – конченый мудак, совершенно разные вещи.

Боунс кивнул в сторону продолжавших работать людей. Те прилежно водили своими кисточками, не обращая никакого внимания на плавающее в луже крови тело их товарища.

– Они прекрасно знают, что будет, если кто-нибудь переступит черту. – Нет, это не власть. Это управление через страх. Совершенно разные вещи… – Путь к абсолютной власти тяжел и тернист. Но когда ты пройдешь его до конца, все остальные склонятся перед тобой.

Я никогда не склонюсь перед тобой…

Боунс взял меня за руку и вывел из комнаты. Я не сопротивлялась – я сама хотела уйти подальше от окровавленного трупа. Я хотела перестать слышать запах смерти. Мое нынешнее положение показало мне, насколько я слаба. Я всегда считала себя твердой, как сталь, но теперь понимала, как сильно заблуждалась на сей счет.