– Лизу? Она не может подойти. Да, все в порядке. Перезвоните позже, – говорит Иван и выключает мобильный.

Темно-вишневые занавески. Телевизор-плазма на стене. Шкаф-купе из темного дерева. Небольшой холодильник, удобный письменный стол, уютный ковер на полу. Только стойка для капельницы, стоящая у двери, и красная кнопка на стене, над кроватью, с надписью «вызов медсестры», выдают, что я все же в больнице, а не в шикарной квартире.

По сравнению с этой палатой моя комната больше похожа на ночлежку. Сколько он отвалил за номер-люкс?

– Сны?

– Не просто сны, а вещие сны. Снились?

Сквозь задернутые шторы в палату силится проникнуть солнце. В розовом сумраке комнаты я вижу его лицо. Он сидит в кресле в углу, смотрит куда-то в потолок.

– Кажется, нет, – говорю я.

Я наконец-то привыкла к звуку собственного голоса.

– Кстати, эта подружка твоя, как ее там, она что, немая?

– Маша? Почему немая?

– Столкнулась сегодня со мной в дверях, уставилась на меня – и ни звука. Ни «здрасьте», ни «до свиданья»… Улыбается только и глазами хлопает.

Я хихикаю и тут же сгибаюсь от боли.

– Не смеши меня, пожалуйста, – выдыхаю еле слышно, – мне дышать больно!

– Прости! – спохватывается Иван. – Я забыл.

Он подходит, садится на кровать, смотрит озабоченно.

– Сколько пальцев видишь?

Перед моим носом вытянута рука с выставленными вверх двумя пальцами.

– Двенадцать. Хаус, думаете, это волчанка?

– Ну наконец-то! Я вижу, ты окончательно пришла в себя, – радостно восклицает Иван. – И суток не прошло.

– Что ты тут делаешь?

– Я что тут делаю? Ха-ха! Я твоя персональная сиделка. Круто, да?

– Ты что, торчал у меня все это время?

– Нет, конечно. Приезжал, уезжал. Еды тебе купил. Там, в холодильнике, посмотришь. Не знаю, что ты ешь, так что взял всего понемногу.

– Спасибо.

Я пытаюсь приподняться на кровати, но меня тут же скручивает боль. Такое ощущение, что мне кто-то засадил под ребра длинный ржавый гвоздь.

– А ну, тихо, куда собралась? – укладывает меня обратно на подушку Иван.

– Я… дай мне сесть, пожалуйста! У меня скоро пролежни появятся!

– Пролежни. Как же! А у меня тогда просидни.

– Ну пожалуйста!

Минут пять уходит на то, чтобы усадить меня вертикально. Самое главное правило, которое я успеваю понять за это время – надо стараться как можно меньше задействовать легкие. Дышать маленькими глотками воздуха, говорить только губами. Иначе больно невыносимо!

– Ну ты и материшься! – восхищенно изумляется Иван. – Голова не кружится?

– Вроде нет.

Происшествия последних суток наконец складываются у меня в памяти во внятную картину. Клуб, скандал с Катей, гонки по ночной Москве, авария, больница. Два последних пункта, правда, темны и смутны, но фабула истории ясна.

– А работа? – с ужасом выдыхаю я.

– Я уже всех послал с твоей работы, – спокойно выдает Иван.

– То есть?!

– Звонила какая-то баба, я ей дал примерный расклад, объяснил, что ты при смерти, но жива, и что звонить тебе пока не надо.

– Меня уволят… – говорю я одними губами.

– Ты же в больнице!

– Ну и что! Шило… ну, то есть главный редактор, категорически против больничных, и больниц, и вообще. Ну, ты понимаешь.

– Так, никто тебя не уволит. Я во время разговора представился – после этого мне сказали, что вообще никаких проблем.

Представился? Воображаю, что сейчас обо мне думают в редакции…

– А этот… ну на красной тачке?

– Этот маздоеб на красной «мазде», чтоб ему, суке, икалось в реанимации, жив. Понакупят, бля, «маздератти», и гоняют, как Шумахеры. Был бы он в ту ночь трезвым, помер бы. А так шею сломал и обе руки. У него подушка безопасности не сработала. А у меня одного ремонта на… Ладно, не забивай голову. Фигня это все. Все живы… как ни странно… вот и хорошо. Кстати, спешу тебя обрадовать – мы стали героями светской хроники.

Иван берет со стола газету и протягивает мне.

На последнем развороте «Московского комсомольца», посвященном новостям шоу-бизнеса, размещены фотография Ивана возле его белого авто и небольшая заметка с названием «Звездная авария».

Какого черта?

Пробегаю текст глазами. «Иван Серебров, бла-бла-бла, бывший участник, бла-бла, в прошедшие выходные едва не погиб в районе Цветного бульвара. Бла-бла, столкновение произошло около трех часов ночи… артист отделался ушибами… водитель автомобиля “Mazda MX 5” доставлен в больницу с черепно-мозговой травмой… спутница Сереброва получила перелом двух ребер и сотрясение мозга. По непроверенной информации, в машине с артистом находилась некая Елизавета Леонова, журналист одного из московских интернет-изданий».

Круто. Вот я и прославилась…

– Твою мать! – снова не сдерживаюсь я. – А про меня обязательно было писать?

– А это ты у своих коллег спроси, – смеется Иван. – Поздравляю, теперь ты знаменитость.

Представляю, сколько изданий уже перепечатало эту информацию. Про интернет и подумать страшно. Надеюсь, эта информация пройдет только по Москве. Если мама узнает…

Первый раз попадаю в хронику происшествий. Надеюсь, что последний. А вот кое-кому эта заметка на руку.

– Ну вот видишь, тебе же были нужны информационные поводы, – говорю я Ивану, бросая газету на пол.

– А тебе – сюжет для книги. По-моему, отличное начало вырисовывается, ты так не думаешь? – парирует он.

Один – один.

– Можно, я покурю у тебя? – просит Иван.

– Валяй!

– Отлично!

Он распахивает шторы, открывает окно и устраивается на подоконнике. В бархатную тишину палаты врываются уличные звуки – далекие гудки автомобилей, невнятные голоса, шорох листвы, потревоженной ветром. Хочется плюнуть на все и выйти на свежий воздух.

Пока Иван возится с зажигалкой, я вдруг понимаю, что он – второй человек, который может прийти ко мне в больницу. Машка и он. Больше у меня в Москве никого нет. Даже из «Слухов» никто наверняка не появится. А он тут. Еды купил, цветы зачем-то…

Впрочем, о чем это я? Иван здесь, потому что мы вместе в аварию попали. Вот и все.

– Так что по поводу снов? – интересуется он, выпуская дым.

– В смысле?

– У тебя что, амнезия? Врачи сказали, сотрясение легкое, так что с памятью все должно быть в порядке.