Шютце решил на среднем ходу выйти из фиорда и в открытом море подстеречь соединение британских кораблей.

Он стоял в центральном посту, плотно стиснутый с двух сторон штурманом и инженер-механиком, и возбужденно обсуждал с ними причины постигшей экипаж неудачи. Ведь они своевременно произвели и сверили по соответствующей таблице все необходимые для подводной стрельбы расчеты. Может, противник в последний момент удачно сманеврировал и потому ушел от почти неминуемой гибели? Наконец они сошлись на том, что им просто не повезло.

— Поход еще не кончился, и фортуна переменчива, — подвел итог дискуссии штурман и, взяв карандаш, опять занялся боевой прокладкой курса.

Ближе к вечеру в Нарвике стихла канонада.

Вскоре показались английские корабли. Они шли прежним ордером, дистанция между линкором и эсминцами оставалась неизменной.

По команде капитан-лейтенанта лодка стремительно ушла на перископную глубину и малым ходом двинулась к намеченной цели. Шютце собирался догнать конвой, находясь в подводном положении, занять наиболее выгодную позицию — сзади открытое море, справа по борту скрытые в темноте скалы — и атаковать его торпедами. Произведя тригонометрические вычисления, Шютце для создания эффекта внезапности приказал убрать перископ. Когда по истечении расчетного времени он вновь появился над водой, Шютце заглянул в каталог силуэтов и окончательно убедился, что перед ним действительно линкор «Варспайт».

Повернув субмарину параллельно его курсу, Шютце подождал, пока они сравняются, и приказал открыть огонь. От носа лодки к вражескому судну протянулась первая пенистая дорожка.

Шютце лихорадочно считал секунды, чувствуя, как в висках гулко застучала кровь.

— Погружаемся!

Круто накренив форштевень, лодка уходила на глубину. Неожиданно в отсеках раздались мелодичные, похожие на треньканье гитары звуки. От мерного звонкого постукиванья у людей томительно сжалось сердце. На английском эсминце гидроакустик, вращая тонкими изящными пальцами винт поискового пеленга «Асдика», радостно сообщил по переговорному устройству командиру:

— Есть контакт!

Через несколько минут мощный взрыв под кормой встряхнул лодку. Второй гидравлический удар! Третий! Казалось, снаружи по металлическому корпусу с размаху колотили сразу несколькими кувалдами. Треснули стекла манометров, вышел из строя вертикальный руль.

— Работать вручную! — срывая голос, закричал инженер-механик.

Напрягаясь всем телом и тяжело дыша, рулевые-вертикальщики ворочали тугие штурвалы. Их обнаженные торсы блестели от пота. В этот момент эсминец пронесся прямо над лодкой. Все в страхе затаили дыхание, но гул винтов постепенно удалился и взрывы загрохотали уже где-то в стороне. Субмарина двигалась рывками, часто совершая повороты, и через несколько часов вышла из фиорда.

С лязгом откинулась крышка люка, и в отсеках сразу стало легче дышать. Лишь теперь члены экипажа поняли, что последняя торпеда тоже не взорвалась. Ранее они думали только о спасении собственной жизни.

Никто даже не предполагал, что лодка получит такие серьезные повреждения. Особенно удручало отсутствие связи с командованием в Киле. Тем не менее Шютце не спешил возвращаться на базу. Он просто боялся показаться на глаза Деницу.

Что он скажет ему? Что ни у одной из выпущенных его субмариной торпед не сработал взрыватель? Но поверит ли ему контр-адмирал? И не обвинит ли его, опытного офицера, в неумелом использовании подводных снарядов, которые, дескать, просто прошли мимо цели?

После нескольких дней напряженного ожидания английских кораблей у входа в Западный фиорд подводная лодка двинулась обратно. Ее появление в Кильской гавани вызвало страшный переполох. Командир флотилии заявил Шютце, что из-за отсутствия связи в течение такого долгого времени его субмарину уже занесли в список потерь.

В Киле капитан-лейтенант узнал, что в ходе этой операции немецкие подлодки практически не потопили ни одного вражеского корабля.[16]Даже субмарина под командованием прославленного Прина безрезультатно выпустила не менее семи торпед. Позднее, в ноябре — декабре 1940 года, «У-47» отправила на дно три корабля общей грузовместимостью 20 000 тонн, но одновременно бессмысленно израсходовала шесть торпед.

Уже через несколько недель после начала войны выяснилось, что многие торпеды не взрываются даже после попадания в цель. Так, например, в ноябре 1939 года субмарина, крейсировавшая к западу от Оркнейского архипелага, безуспешно попыталась потопить веерным залпом из трех торпед английский линкор «Нельсон», на борту которого находился не кто иной, как Черчилль, занимавший тогда пост Первого морского лорда.[17]Как правило, в таких случаях на подводную лодку обрушивалась серия глубинных бомб. Ведь ее корпус хорошо прозванивался гидролокатором.

Почти после каждого боевого похода в штаб подводного флота поступали жалобы на плохое качество торпед. При описании трудностей командиры обычно не жалели красок. «Ради выхода на более удобную дистанцию выстрела экипаж готов был терпеть любые лишения и предпринимал поистине нечеловеческие усилия, однако из-за конструктивных недоработок торпед его старания оказались напрасными. Возникла угроза гибели субмарины и ее команды. Спрашивается, зачем бессмысленно и безответственно рисковать жизнью людей? Ведь число невзорвавшихся торпед исчисляется уже сотнями», — говорилось в одном из таких рапортов.

Нельзя сказать, что Дениц и его окружение никак не реагировали на эти рекламации. Но все попытки улучшить производственную технологию и навигационные параметры пока не давали положительного результата. Требовалось время, и представителям высших командных инстанций не оставалось ничего другого, кроме как утешать своих подопечных и делать вид, будто такое положение — в среднем взрывалась только одна из трех торпед — на данном этапе их вполне устраивает.

Безысходность ситуации побудила офицеров оперативного управления штаба подводного флота заняться разработкой разного рода рекомендаций. Но к этому они совершенно не были готовы из-за отсутствия практического опыта. Наиболее характерный пример — их реакция на рапорт капитан-лейтенанта фон Госслера. После возвращения в декабре 1939 года из боевого плавания командир «У-49» сообщил, что его субмарина смогла выдержать давление воды на глубине в 148 метров. Это означало, что теперь швы на подводных лодках заваривали лучше, чем в Первую мировую войну. В направленной вскоре всем командирам секретной инструкции настоятельно рекомендовалось при малейшей опасности погружаться как можно глубже. Фактически экипажи субмарин заранее обрекались на смерть. Ведь при превышении допустимого уровня погружения высокое атмосферное давление исключало всякую возможность выйти на поверхность живым даже со спасательным аппаратом.