Тимофей сделал несколько бесшумных шагов к ней, пытаясь разобрать детали в стремительно опускающихся сумерках, присмотрелся, подумал и сделал еще один шаг, намеренно прогремев галькой, выдавая таким образом свое присутствие.

Услышав шум, незнакомка резко поднялась и развернулась к нему лицом, и Саргин обалдел! Он вобрал, оценил и принял мгновенно всю информацию, что увидел в пару секунд, – как она поднимается, одновременно разворачиваясь на пятке, по пути этого движения подхватывает лежавший рядом на гальке пистолет и, уже заканчивая разворот, доводит руку и сразу же занимает позицию профессионального стрелка – корпус чуть повернут плечом вперед, в правой руке оружие, левая ладонь поддерживает ее снизу, голова немного набок. И, встав в стойку готовности к стрельбе, без размышлений и сомнений она сняла оружие с предохранителя.

И только после этого переместилась, сделав шаг вправо и прикрывая таким образом собой лежавшее темной бесформенной кучей тело человека.

А еще он успел заметить, что белье у нее грамотное – хорошей спортивной фирмы, хлопок с эластиком, никаких стрингов и кружев неуместных, без швов и застежек, сплошное, как раз для длительных переходов, чтобы не терло, не жало и держало нужную температуру.

И вот только теперь Саргин обратил внимание, что перед ним совсем молоденькая девушка. И очень симпатичная. Так! И с хорошей фигурой. Та-а-ак! И с длинными темными волосами, небрежно закрепленными узлом на затылке. Несколько прядей, выбившись из прически, свисали по бокам ее лица. Еще больше. Та-а-ак! А еще это чертово белое белье слишком ладно на ней сидело, особенно в районе ее высокой потрясающей груди, и просто слепило глаза во все сгущающихся сумерках.

– Вы кто? – напористо-предупреждающе спросила она. – Что вам надо?

– Тимофей Саргин, – тут же отрапортовал он. – Друг Василия Трофимовича, он наверняка вам про меня говорил.

– Я вас не знаю, а представиться можно как угодно! – не меняя позы, отметила очевидный факт девушка.

Он смотрел ей в лицо и отчетливо понимал, что эта выстрелит, что у нее хватит и силы духа, и характера, и решимости, чтобы выстрелить не задумываясь, если она почувствует настоящую угрозу.

«Ни фига себе дамочка!» – вообще-то восхитился он.

– И как доказать вам, что я – это я? – без всяких интонаций очень ровно спросил Тимофей, чтобы не раздражать напряженную женщину.

– Как называли вашего интенданта, когда вы служили вместе? – подумав, спросила девушка.

– Это закрытая информация, – быстро ответил Тимофей.

– Считайте, что у меня есть допуск, – без тени намека на шутку сказала она, слегка покачав дулом пистолета.

– Знаете, – спокойно заметил Саргин, чуть улыбнувшись, – разговаривать с человеком, направляющим на вас пистолет, сложно, такое ощущение, что он может не дослушать.

– Если вы действительно тот, кем представились, то, думаю, вам это известно лучше всех, – отрезала она и более нервно напомнила: – Вы отнимаете у меня драгоценное время!

– Карась, – назвал Тим кличку интенданта. – Его звали Карась.

– Дата второго рождения Славина? – быстро задала она следующий вопрос.

– Двадцать пятое декабря, – так же быстро ответил он.

– Хорошо. – Девушка перевела пальцем предохранитель назад и опустила руки. – Как вы здесь оказались?

– Искал, – пожал плечами Саргин, медленно направляясь к ней, и утвердил, заглянув через плечо за ее спину: – Вы его вытащили.

– Да, – устало кивнула девушка и вдруг сосредоточилась вся, словно собралась непонятно откуда взявшимся остатком сил. – Там моих ребят захватили. Им помощь нужна.

– Все в порядке, Степанида, – ровным, успокаивающим тоном уверил Тимофей. – Бандитов повязали, ребят освободили.

– Хорошо. – Она словно сдулась вся на этом одном слове, как проткнутый надувной шарик.

– Как вы его сюда-то от реки дотащили? – искренне поразился Тимофей.

– Не знаю, не помню, – покрутила она головой, продолжая стоять в той же позе с опущенными бессильно руками. – Сознание теряла.

И тут он понял и наконец разглядел, что она смертельно измотана и ни на каких уже пределах и адреналинах и вторых-третьих дыханиях – все эти резервы уже давно ею пройдены и вычерпаны, и как она еще умудряется держаться и разговаривать, непонятно! Откуда у нее взялись силы подскочить, развернуться стремительно и держать его на мушке – вообще невозможный запредел какой-то!

Саргин осторожно забрал из руки девушки пистолет и засунул его себе за пояс брюк, быстро скинул свой рюкзак, опустил на землю, присел на одно колено, открыл, покопался в нем, достал специальное термоодеяло, с виду напоминавшее большущий кусок позолоченной фольги, такие используют спасатели для обогрева пострадавших, поднялся, закутал ее, совершенно безвольную, и, поддерживая под локоток, усадил на свой рюкзак.

– Он жив? – спросил Тимофей.

– Да, – кивнула она и улыбнулась измученной, но счастливой улыбкой.

Она все делала и делала массаж сердца и искусственное дыхание, отказываясь сдаваться и принимать мысль, что все это уже бесполезно и поздно и ничего уже не исправить, когда почувствовала, что больше просто не в силах и сейчас ляжет рядом и умрет вместе с ним, и ее накрыло такой волной ярости, что, разозлившись ужасно, от полного отчаяния и безысходности, Степанида с силой ударила кулаком в грудину Михаила Евгеньевича, как учили на курсах спасения…

И он завелся!!

Закашлявшись надсадно, так, что плюхнула вода из горла, дядя Миша захрипел совершенно страшно, и она подскочила, перевернула его на бок, надавив на живот, помогая избавиться от воды в легких.

А потом Стеша почему-то решила, что надо непременно оттащить его от воды – когда принимала это решение, еще отдавала себе отчет почему, а когда принялась осуществлять, уже ничего не знала, думать не могла и не понимала, что делает.

В прострации какой-то находилась.

Стеша присмотрела огромный корень дерева с частью ствола и наметила его местом их стоянки, взялась за воротник плаща дяди Миши, уперлась пятками в гальку и принялась тащить на себя. Он даже помогал какое-то время, отталкивался левой ногой и локтем правой руки. Видимо, от перегруза Степанида впадала временами в помутнение разума, потому что и на самом деле не помнила, как дотащила его и умудрилась уложить под деревом.

Очнулась она от того, что ужасно замерзла и ее колотило крупной дрожью. И обнаружила, что сидит скорчившись в три погибели, уткнувшись лбом в бок Михаила Евгеньевича, и сообразила, что уже близится вечер, Куликов без сознания, и они оба в абсолютно промокших вещах. Если не предпринять что-то, то можно просто тихо умереть от переохлаждения.

Как она смогла подняться и раздеться до белья, Стеша не помнила, периодически проваливаясь в беспамятство, но смогла. И вещи разложила на теплых, еще прогретых солнцем за день больших камнях, разбросанных среди гальки, чтобы хоть немного просушились. А когда раскладывала, подумала, что вообще-то к ним сюда выйти может любое животное и человек с неизвестными намерениями, и достала из рюкзака пистолет.