А там Аня плещется в бассейне.

Аня – чертовски красивая девчонка, и я счастлив, что она не стала жертвой группового изнасилования и шлюхой в арабском борделе. Честно говоря, я и сам был бы не против переспать с ней, вот только сомневаюсь, что девушка, чудом спасшаяся из лап насильников, захочет заниматься сексом в ближайшие дни, а то и недели или месяцы… Мне приходилось видеть немало жертв насилия: все они потом подолгу избегали интимных отношений.

Но никто не помешает мне любоваться ею из окна моего рабочего кабинета. Я даже ставни настежь распахиваю – чтобы получше видеть.

У нее нет купальника, она плещется в бассейне в трусиках и бюстгальтере, которые по размеру ей явно великоваты (это я не рассчитал, но я не специально, клянусь), отчего грудь аппетитно выглядывает из чашечек. Когда девчонка, опираясь о воду, ложится на спину и поднимает руки – почти виднеются сосочки… А капли воды тем временем покрывают всю ее кожу мелким блестящим бисером… Завораживающее зрелище.

У меня вполне ожидаемо встает член.

Но в какой-то момент Аня открывает глаза, видит меня в окне, инстинктивно прикрывает груди ладонями и кричит:

– Какого хрена?!

Первым делом – непроизвольно, конечно, чисто на инерции, – я бросаю взгляд на собственную ширинку, чтобы оценить масштабы катастрофы. Член действительно стоит торчком, но это совершенно точно невозможно увидеть из бассейна: с земли моя фигура ограничена оконной рамой минимум до середины груди, а то и меньше. Так что Аня – явно чертовски глазастая девчонка, – прочитала все тупо по моему взгляду… ну, или ее просто выбесило, что за ней в принципе кто-то наблюдает. И вообще-то, ее прекрасно можно понять, особенно после всего, что произошло за последние несколько суток…

– Какого хрена?! – рычит она снова и довольно-таки театрально размахивает руками, ударяя ладонями по воде. – Я тебе что, пейзаж за окном?!

– Прости, – говорю я громко в ответ, с трудом сдерживая улыбку. Кричать не обязательно: все и так будет отлично слышно. Аня тем временем вылезает из бассейна и плотно обматывается большим махровым полотенцем, которое я сам и весил в отведенной для нее комнате. – Но если это тебя хоть немного утешит, ты и вправду очень органично вписываешься в пейзаж…

– Это невозможно! – тут же возмущается девушка, складывая руки на груди, а я в ответ искренне удивляюсь:

– Почему?

– Потому что единственный по-настоящему органичный для меня пейзаж – это березы, дубы и клены, черт возьми! – раздраженно поясняет Аня. – И я хотела бы в него вернуться, ясно?! Когда ты отправишь меня домой, в Москву?! У меня там мама и больной младший брат, вообще-то!

– Я в курсе, – устало киваю. Кошусь на ширинку: член давно упал. Да уж, тут не до стояка, когда такие серьезные разговоры пошли…

– В смысле – ты в курсе?! – снова взрывается девчонка, и я мысленно благодарю высшие силы, что я на втором этаже особняка, а она на улице, возле бассейна. Окажись мы сейчас рядом, нос к носу – она точно врезала бы мне… и за что, спрашивается? Да просто так! На эмоциях! Я в этом почти уверен…

– Я не углублялся, но в карточке задания было указано, что в Москве у тебя есть родственники: мать и младший брат, болеющий раком.

– То есть, ты знал – и все равно не дал мне поговорить с мамой?!

– И я уже довольно подробно объяснил, почему, – закатываю глаза. – Или ты хочешь обратно к Хуссейну? Я могу это организовать, одно твое слово – и я…

– Но ты же разговариваешь со своим начальником?! Ты сам говорил!

– Через защищенные каналы шифрования, – киваю я. – У твоей матери таких нет. Ты не можешь взять и позвонить ей на мобильный телефон. Сотрудники комиссии договорятся с ней, она придет в штаб – и тогда сможет тебя услышать. Только так и никак иначе. Мы не можем рисковать.

– Но она хотя бы в курсе, что со мной случилось? – спрашивает Аня. – И что меня уже вытащили из рабства?

– Да.

– И как она отреагировала? – я чувствую ее беспокойство, и мне становится немного стыдно, потому что я совершенно не интересовался самочувствием Ромашовой-старшей и ее младшего ребенка, который лежит сейчас в онкологии. Мне было как-то совсем не до того.

– Она в шоке, – говорю наобум, но вряд ли сильно промахиваюсь: любая мать будет в шоке, узнав, что ее дочь продали в сексуальное рабство в Арабские Эмираты, а потом просто чудом оттуда вытащили.

– Бедная моя мамочка… – Аня прикладывает ладони к щекам. – А Миша?

Миша – это брат, видимо…

– Нууу… – протягиваю я неуверенно, потому что хороших новостей у меня нет – зато есть плохие.

– Что?! – вспыхивает девчонка. – Ему хуже?!

– Нет, просто… он не получил те деньги, что ты пыталась выручить на его лечение той сделкой, – говорю честно.

– Их забрали обратно решением суда? – спрашивает она тихо.

– Нет, – качаю головой. – Их и не было никогда. Это был фейк.

– Не может быть! – возмущается Аня. – Я ведь видела их на счету, переводила с одной карты на другую…

– Ага, и одновременно с тобой определенные манипуляции совершал талантливый хакер из агентства. Такой вот увлекательный фокус. На самом деле агентство просто продало тебя за двадцать тысяч долларов Хуссейну. Твоя семья не получила ни копейки. Мне очень жаль…

Аня закрывает лицо ладонями и начинает рыдать: это слышно даже двумя этажами выше. Закатив глаза, я быстро спускаюсь к бассейну, чтобы проводить ее в комнату, принести воды и попытаться успокоить:

– Мы обязательно со всем разберемся…

– С чем вы разберетесь? – всхлипывает она, растирая слезы по раскрасневшейся, вспухшей от влаги коже. – Мой брат может умереть… И он действительно умрет без этого экспериментального лечения… У него каждая неделя на счету, да что там – каждый день…

Пока она говорит, в моей голове вдруг рождается одна идея – но я не успеваю ее озвучить, потому что в этот момент раздается звонок в дверь.

Натали.

Я вынужденно оставляю Аню, пообещав зайти позже, и иду открывать Натали, потому что за меня этого никто не сделает: Майкл и Тони уехали по делам в центр города, сейчас их нет в особняке.

Натали – пышногрудая жгучая брюнетка, скрывающая свои формы и свою красоту в волнах никаба, – оказывается на пороге дома и сразу сбрасывает слои ткани, ослепляя меня белоснежной улыбкой и лучистым взглядом озорных темно-карих глаз.

– Привет, – улыбаюсь я в ответ, почти по инерции кладу обе ладони на ее точеную талию и привлекаю девушку к себе, а она тянется к моим губам:

– Соскучился, малыш?

– Конечно, – киваю послушно, хоть и не совсем уверен в своих сегодняшних чувствах, но ей плевать, она уже целует меня в губы, а затем хватает за ворот рубашки и тащит наверх, в мою спальню.