Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можете прогуляться за меня с собаками, девочки? — просит вдруг Лисбет из кухонного окна.
Мы успели только по одному разику прокатиться каждая.
— А-а-а-а-а, — говорит Хелле, — обяза-а-а-ательно?
Она спрыгивает на террасу, перекидывает веревку через перила и смотрит на маму. Я поднимаюсь по лестнице.
— Сейчас очередь Стиана, — говорит Хелле.
— Ну пожалуйста, Хелле, — просит Лисбет, — у Стиана гости, а я сижу по уши в работе, готовлюсь к конференции…
— У меня тоже гости, — говорит Хелле.
Лисбет смотрит на Хелле. Так, долго. А Хелле — на маму.
— Ладно, хорошо, — говорит Хелле наконец, — но мы пойдем только вниз к Берегу! Мы НЕ идем на Вершину!
За Станцией есть каменистый пляж, который мы называем просто Берег. Там мы часто выгуливаем собак без поводка, потому что оттуда им никак не сбежать. С одной стороны там — каменная стена, сзади большой красный лодочный сарай стоит вдоль всего пляжика, и остается только узкое отверстие между Берегом и Станцией. И как раз у этого отверстия стоит лодочный сарай поменьше (или кладовка, или еще что-то) на маленьком цементном возвышении, и от этого сарая прямо к воде спускается длинная цементная горка (чтобы спускать на воду или вынимать из воды лодки). (!! на этой вот цементной горке мы обычно и сидим, когда выгуливаем собак на Берегу, потому что, если они вздумают сбежать, их очень легко поймать.
— Кто она такая? — спрашиваю я и тяну с земли какие-то засохшие водоросли.
— Кто? — спрашивает Хелле и бросает в воду ракушку. Удивительно, почему Хелле спрашивает кто, это же очевидно, о ком я говорю!
— Эта девчонка в комнате у Стиана! — отвечаю я.
— Не знаю, — говорит Хелле, — никогда ее раньше не видела.
— Хм, — говорю я.
— Но может быть, это и есть Нинни, — говорит Хелле.
— Что? — спрашиваю я. — Нинни?
— Да, — отвечает Хелле, — девчонка из его класса. Я нашла в его комнате рисунок девочки с очень короткими темными волосами, и там было написано НИННИ дугой над головой, такими крутыми объемными буквами, и вокруг завитки.
— Что? — спрашиваю я. — Он ее нарисовал? И ты ничего не сказала?
— О чем? — говорит Хелле. — Стиан все время рисует, мне что, рассказывать тебе о каждом его рисунке?
Хелле смотрит на меня. Я смотрю под ноги, теребя сухой кусочек водорослей. Пытаюсь сделать пузыри, но ничего не выходит, водоросли слишком жесткие, они не лопаются, а только трескаются, и на пальцах у меня остаются крошки. Я выбрасываю остаток водорослей в воду, но они такие легкие, что только проворачиваются в воздухе и приземляются прямо передо мной, на мой кроссовок. Я отбрасываю их.
— Нет… — говорю я.
— И все-таки, — продолжает Хелле, — девочка на рисунке выглядела точно как эта…
— Нинни, — говорю я и бреду к воде.
Солнце уже вечернее, очень низкое и резкое, и светит прямо в глаза. «Надо было надеть темные очки», — думаю я.
— Не понимаю, как у него так здорово получаются эти объемные буквы… — говорит Хелле.
— Что за странное имя… — говорю я.
И чихаю.
Дорогой дневник,
все, что я писала недавно о Стиане, все теперь неправда. Я НЕ влюблена в Стиана! Потому что у Стиана появилась девушка. (Она же ЕГО девушка!?! Потому что они ВСЕ время вместе.) Ее зовут Нинни. НИННИ. Что за идиотское имя! Никогда никого не зовут НИННИ! Только собак и кошек.
И крыс. Но не девочек. Нинни — это кличка. КРЫСИНАЯ [СПИЧКА А не человеческое имя.
Стиан ее нарисовал. И написал НИННИ дугой над рисунком такими объемными буквами, как сказала Хелле.
Он не написал мое имя дугой, когда рисовал меня. По-моему, Нинни — просто ТУПЕЙШЕЕ имя.
После школы на следующий день мы с Хелле отправляемся прямиком к тарзанке. Но когда мы туда приходим, там уже Стиан и эта девчонка! Хелле хочет качаться с ними, а я нет, и мы уходим и садимся на Платформу. Мы сидим там очень долго и болтаем, а потом снова возвращаемся к Хелле проверить, не освободилась ли тарзанка. Надеюсь, эта Нинни уже ушла. Но нет. (Ей что, больше негде торчать?)
Не знаю, могу ли я жить с этой новостью. Что Нинни всегда будет тут. Это ведь дом моей лучшей подружки и ее брата! Мы всегда тут были одни. И очень фигово, что Стиан вдруг стал все время таскать ее домой. И теперь тут стало очень странно. У меня как-то не получается быть самой собой! Я не могу делать, что хочу, не думая о ней… Теперь все время приходится думать, что говоришь и что делаешь, как-то так. И это ужасно утомительно вообще-то. Поэтому я довольно скоро ухожу к себе.
В гостиной сидит мама со своим судоку, как всегда.
— Мама-а-а-а, — говорю я.
— Да, малышка, — отвечает мама, не поднимая головы.
