Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я представить не могла, что тогда пережил Леня.
– Ты часто ее навещаешь? – задала я новый вопрос, который в эту секунду показался мне ужасно неуместным. Да и невозможно сказать что-то уместное в этой ситуации.
Леня молча кивнул. А затем, немного поразмыслив, посвящать ли меня в свою тайну, признался:
– Я специально снял здесь дачу, чтобы быть к ней ближе.
Последняя фраза прозвучала жутковато: быть ближе к мертвому человеку…
Я молчала, не зная, что сказать. С одной стороны, мне безумно жаль Ленечку, а с другой – это походило на одержимость. Сумрак вокруг сгущался, лес казался недружелюбным, и время будто замерло. Я даже забыла, что могу опоздать на электричку и застрять на даче.
– Знаю, что мои слова тебя пугают, прости. Но мне тяжело отпускать ее. До сих пор не пережил это до конца. Вы, кстати, немного похожи. Ольга тоже была блондинкой.
Я поежилась. Не то от его слов, не то от вечерней прохлады.
– Теперь ты знаешь, почему я не хочу, чтобы ты гоняла как оголтелая по городу.
– Но ты же понимаешь, что меня может сбить машина, когда я буду переходить дорогу на зеленый. Или какой-нибудь ненормальный влетит в остановку, пока я буду ждать автобус…
– Не передергивай, – вдруг жестко прервал меня Леня, – это не одно и то же. Ты играешь со смертью, и рано или поздно она может тебя догнать.
Мне надоел этот разговор. Сидеть на земле прохладно, вокруг зудели комары, к тому же я могла опоздать в город. Завел в лес, нагнал жути и снова отчитывает. Этот разговор из пустого в порожнее здорово меня напрягал.
– Нам пора, – сказала я, первой поднимаясь. Леня тоже вскочил на ноги и отряхнулся.
До станции мы дошли в гробовой тишине. Я не представляла, что говорить в такой ситуации, да и не хотелось разговаривать. Вечер больше не казался романтичным. Мне рядом с Леней было как-то неуютно. Впервые мне хотелось скорее попрощаться с ним и остаться наедине с собой.
– Ты позвонишь, как приедешь? – спросил Ленечка, когда мы стояли на платформе. Электричка уже затормозила, и за спиной Лени оказались горящие желтые квадраты окон. Голос Ленечки прозвучал как-то отстраненно, словно он по-прежнему был не со мной, а там – на кладбище, рядом со своей Ольгой.
– Угу, – промычала я, – не беспокойся, меня на вокзале папа встретит.
Попрощались мы скомканно, неловко поцеловавшись. Зайдя в вагон, я поняла, что впервые за лето покидаю дачу с тяжелым сердцем.
Сидя у окна, я всю дорогу вглядывалась в темноту. Рядом сидела шумная компания, но я не обращала внимания на громкие голоса и заразительный смех. Из головы не выходила эта таинственная Ольга. Какой она была? Леня сказал, что блондинкой… Я представила, как Леня в начале лета приехал в наш поселок. Как подыскивал дачу, чтобы каждый вечер иметь возможность навещать могилу бывшей возлюбленной. Наверное, у нее очень ухоженная могила, тихое место с вековыми соснами вокруг. От этих мыслей стало не по себе. Я попыталась уснуть, но визгливый хохот за спиной мешал.
Оживленный перрон встретил вечерней прохладой и неповторимым густым запахом. Мне всегда нравился этот аромат на вокзалах. Папа как-то объяснял, что так пахнет креозот – жидкость, которой обрабатывают шпалы… Я выскочила из вагона прямиком в объятия к отцу. Мы не виделись несколько дней, и я страшно соскучилась. Мы оторвались друг от друга и принялись разглядывать, будто и в самом деле разлучались надолго. Папа у меня еще молодой, кареглазый и очень улыбчивый. Он всегда нравился женщинам, но всю жизнь любил только мою маму и по сей день слепо ее обожал. Вспомнив про маму, я помрачнела. Лучше бы она моталась по командировкам, а не сидела целыми днями в квартире. Мы с ней особо не общались и пересекались только иногда на кухне, с недавнего времени держа нейтралитет. Совместные семейные ужины – это что-то за гранью фантастики. Папу такой порядок вещей очень расстраивал, но на наши отношения он уже давно никак не мог повлиять.
– Давай сюда сумку! – протянул отец руку к моему багажу. – Ну как отдохнула? Как бабушка?
– Отдохнула? Издеваешься? Я там батрачила как ишак! А риелтор твой, кстати, женщина подозрительная… Мне кажется, она хочет бабушку надуть.
– Ну неправда… Я давно знаю Таню. Она классный специалист.
У папы все были классными, и это его самая большая в жизни проблема. Он всегда до последнего верил в людей.
– В доме еще полно недоработок, – сказала я. – В полу в сенях дырка. Это отпугивает потенциальных покупателей.
– Маша, ты серьезно? – нахмурился папа.
– Еще как! Еще бабушка сама жаловалась твоей Танечке: мыши в доме, протекающая крыша… А весной участок затапливает.
– Но это же неправда, – возмутился отец. – Вы с бабушкой все выдумываете. Ни разу не топило!
– И сосед у нас придурковатый, – это я уже добавила от себя, имея в виду Йована.
– А что с соседом? – удивился папа. – Кто-то новый заехал?
– Шучу, – улыбнулась я и взяла отца под руку. – Пойдем! Скажи лучше, когда мы будем кататься?..
Болтая, мы неспешно шли к зданию вокзала, а в свете фонарей моросил мелкий дождик. Вот и прошло лето…
Глава шестая
Начало сентября выдалось холодным и пасмурным. Осень резко ворвалась в город, зарядили проливные дожди. Пришлось менять привычный летний сарафан на плащ. К такому резкому перепаду температур никто не был готов.
Первую учебную неделю мы с Ликой и Славой исправно посещали все лекции. Я даже взялась рьяно вести конспекты, пообещав себе, что в этом году точно не запущу учебу… Но уже ближе к выходным наш энтузиазм заметно поубавился. В субботу Славка проспал первую пару. Мы с Ликой на нее пришли, но сидели как две сонные мухи. После лекции, дождавшись Славу в фойе универа, решили слинять с оставшихся пар и посидеть в кафешке.
В выходной здесь было, как обычно, многолюдно. Мы с трудом нашли свободный столик на троих. Лика пила кофе и жаловалась на жизнь.
– Кто придумал учиться по субботам? – ворчала подруга. – Средневековая инквизиция какая-то.
– Прошла всего неделя, а я уже запарился с учебой, – кивнул Славка. – Вы лекцию по макроэкономике писали?
– Писали, – кокетливо передразнила Лика, – но просто так не дадим.
– А за поцелуй? – повеселел Слава.
Я почему-то вспомнила про Йована. Этот озабоченный малолетка тоже за любую услугу поцелуи выпрашивает.
Лика порозовела от смущения.
– А за поцелуй –