— «Qui non intelligit aut discat aut taceat…»

Этот незваный гость процитировал девиз — слова, которые были все равно что подпись, и не кого иного, как доктора Джона Ди, великого астролога, ученого и мага, которого уважали европейские монархи и который вызывал ангелов по своему велению, но который закончил жизнь в нужде, не найдя, как обещал, философский камень, и был вынужден продавать свои книги и вещи, чтобы не умереть с голоду.

* * *

— Хотя этот человек процитировал мне девиз Джона Ди, он, кажется, не понимает, чем владеет! — прошептал взволнованно Альбертус своему другу Годвину Филипсу, торговцу мануфактурой, с которым столкнулся немного позже в тот же день среди суматохи Уэст-Чипа. — В его письме я даже увидел знак доктора Ди — знак солнца. Этот дурень скорее всего продаст письмо за пару монет, тогда как мог бы найти там тайну философского камня.

Филипс разделял одержимость Альбертуса алхимией если не на деле, то хотя бы теоретически. Сейчас они шли вместе вдоль Уэст-Чипа, дыша свежим утренним воздухом, слушая перебранку уличных торговцев и занятых покупками хозяек.

— Он позволил мне увидеть только первое предложение, — продолжал Альбертус. — И кажется, он не понял ни одного слова из письма. Но он задавал мне вопросы, и я смог догадаться о его содержании. Ах, какая потеря, какая потеря…

У перекрестка им пришлось остановиться, потому что толпа вокруг стала очень плотной. Филипс сочувственно покачал головой.

— Как вы думаете, кому предназначалось это письмо?

Вдруг в голове у Альбертуса мелькнула мысль, что он поступил бы разумней, если бы промолчал относительно посещения незнакомца, но он быстро отбросил сомнения. Его старый друг Филипс был так же надежен, как и все, кого он знал. Он и не мог быть другим, потому что кроткий старый торговец мануфактурой был тайным католиком и понимал, что должен быть молчаливым. Поэтому Альбертус придвинулся к нему ближе и признался:

— Оно адресовано Ариелю, ангелу, в которого Ди больше всего верил. «Ариелю я дам дар золота…»

Он осекся, потому что кто-то толкнул его и чуть не упал на него. В такой шумной толпе было невозможно поговорить как следует. Поэтому друзья простились, договорившись скоро встретиться. Годвин Филипс пошел в свою лавку, находящуюся неподалеку, а Альбертус поспешил домой со своими свертками — сурьмой, мышьяком и красной серой, которые купил для опытов. Мальчишка, как ни странно, еще не ложился.

Но Альбертус не мог сосредоточиться на работе. Он отослал мальчишку домой и снова встал на колени, не молиться, как следовало бы, но думая с тоской о письме незнакомца. Потом он надел старый плащ и шляпу и проверил содержимое кошелька. Там было несколько монет, которые он уронил, потом поднял, — волнение сделало его неловким.

У старого Альбертуса, страдающего ревматизмом, была тайна, о которой он стыдился рассказать кому бы то ни было. Он мечтал о том, что философский камень принесет ему не только золото, но также и эликсир, который вернет ему здоровье, и он избавится от стариковских морщин, как змея от старой кожи. Втайне он жаждал снова вкушать плотские наслаждения далекой молодости; но он никому не мог сказать о своих желаниях, потому что мастеру полагается быть чистым в мыслях, словах и делах. Альбертус очень старался, но часто грезил о мягкой коже и пышных грудях молодых девушек…

Он вышел из дома, старательно заперев дверь на все засовы. Потом быстро пошел по улице Святого Михаила, свернул за угол у церкви Всех Святых и красильных мастерских; прошел по узкому переулку туда, где по ночам кипела работа. Он постучал в крепкую дверь и лихорадочно задрожал, когда его впустили.

Увидев Альбертуса, девушки засмеялись и сперва попросили показать серебро. Но они были добры. Он бывал там много раз. Его провели по коридору в маленькую комнату, где усадили на стул; и там одна из них, стройная девушка с волосами цвета воронова крыла и бледным лицом, присела легко на его костлявое колено и спросила:

— Ты опять пришел подсматривать, старик?

В стене была дырка, через которую он и другие старики вроде него могли видеть, как молодые мужчины испытывают наслаждение с этими девушками.

— Да, — прошептал он. — У меня есть деньги, чтобы посмотреть. Но скоро мне понадобится большее…

— Ладно, старик. В следующий раз мы можем ожидать каких-то действий, да? — ласково пошутили над ним.

— Да, — сказал он упрямо. — Да.

— А кого из нас ты выберешь?

Теперь они уже громко смеялись.

Он коснулся плеча девушки, которая сидела у него на колене, той, у которой были блестящие черные волосы. Он думал о словах алхимика Фичино: «Ибо ворона из всех птиц самая богатая по цвету и текстуре…»

— Я выберу тебя, — серьезно сказал он.

Он подумал, что у прекрасного духа Джона Ди по имени Мадими внешность была, наверное, как у этой девушки. Старый Альбертус часто вызывал ее в снах и тонул в сладчайших грезах, просыпаясь обессиленным. Девушка, словно угадывая его тайну, улыбнулась и сунула в карман серебро, а потом вышла из комнаты. Его подвели к двери с решеткой, через которую он в муках томления смотрел, как бесчувственный тупица, не понимающий ценности волшебного сосуда, в который он грубо излил свое семя, овладел Мадими. Мадими притворялась, он это понимал; она уронила вьющиеся кольца своих длинных темных волос себе на белые груди, крича так, словно испытывала наслаждение от грубых ласк этого человека, от грубой силы, с которой он брал ее. Альбертус думал — скоро, когда я найду философский камень, у меня будет эликсир жизни. Скоро я буду снова молодым и сильным…

Он почувствовал руку у себя на плече.

— Все кончено, старик. Пора идти.

Он пошел домой в быстро исчезающем свете дня, уже сожалея о серебре, которое потратил так беспечно. Ему следовало оставаться в своей лаборатории, работать над делом всей его жизни на тот случай, если незнакомец вернется — незнакомец с письмом доктора Джона Ди к Ариелю…

Ах, он вел себя недостойно.

Он хотел было отпереть дверь в свою мастерскую, но потом понял внезапно, что она не заперта. Он задышал коротко и быстро. Возможно, он забыл в спешке запереть дверь как следует. Альбертус вошел и увидел при слабом свете очага, что в комнате кто-то есть, кроме него. Незнакомец. Тени делали лицо незваного гостя неотчетливым. Не тот ли это человек, что приходил недавно? Альбертус шагнул вперед, его старческий голос задрожал, когда он спросил с вызовом:

— Кто здесь?

Тут он понял, что это не тот человек, что приходил раньше, и что в комнате есть еще и другие — четверо, нет, пятеро; их присутствие наполнило старика страхом, от которого его и без того холодные конечности еще больше похолодели.

Он попытался было убежать, но двое вышли вперед и схватили его за руки, хотя он так ослабел от страха, что достаточно было бы и одного. Держа его, они начали задавать вопросы, двигаясь вокруг него в темноте так, что он не мог видеть, ни кто именно его спрашивает, ни кто причиняет ему боль. А они хотели знать, кто тот незнакомец с письмом и почему он приходил именно к Альбертусу.