За несколько месяцев мы создали действующую демоверсию, а потом, к своему огромному удивлению, я обнаружил, что мне пригодился опыт продаж, полученный в IBM. Ведь теперь мне предстояло продать свою идею. Я должен был продемонстрировать преимущества новой системы астронавтам и другим людям в НАСА. Если вы хотите, чтобы НАСА взяло на вооружение что-то из того, что вы сделали, и использовало это в своей программе, вам нужно, чтобы люди — в особенности астронавты — были на вашей стороне и сказали тем, кто принимает все решения: «Эй, мы хотим эту штуку! Она нам нужна!»

У компании McDonnell Douglas, конечно, были тесные взаимоотношения с Отделом астронавтов НАСА, и я использовал их, чтобы стучаться во все двери. Я показывал свою систему отображения данных любому, кто соглашался меня слушать. От нескольких человек, которые не хотели ее брать, я получил вежливые отказы, но, наконец, связался со швейцарским астронавтом Клодом Николье, начальником отделения роботизированных систем шаттла в Отделе астронавтов НАСА. Клод был бывшим пилотом-истребителем, высоким и худым мужчиной с налетом европейской изысканности. В то же время он был очень сердечным, любезным и с хорошим чувством юмора. По-английски Клод говорил с легким, но очень утонченным акцентом. Когда мы встретились впервые, я как раз пристраивал свою систему отображения данных к симулятору. Клод вошел в лабораторию с рожком ванильного мороженого в руке. Он тихо стоял, элегантно, по-европейски ел свое мороженое и наблюдал, как я пробую свою систему. «Мне нравится то, что у вас есть, — сказал он. — Мы должны это обсудить». Говорил он, как швейцарский Джеймс Бонд.

Клод начал продвигать мою идею, и люди ее заметили. Яну Дэвису и Эллен Очоа, которые вместе с Клодом работали в отделении роботизированных систем, очень понравилась моя разработка, и они принялись помогать мне ее совершенствовать. Ян родился в Хантсвилле, он был доброжелательным, дружелюбным и трезвомыслящим парнем. Эллен выросла «в тени» Космического центра имени Маршалла и, как и я, сколько себя помнила, мечтала отправиться в космос. Она была на старте «Аполлона-11» и оставила там свой автограф: «Берегись, Луна, Хантсвилл идет к тебе!»

Экипаж экспедиции STS-96 прозвал Эллен Очоа «Э. Ф. Эллен», вспомнив о старом рекламном ролике брокерской компании E. F. Hutton: «Когда Э. Ф. Хаттон говорит, люди слушают». На самом деле Эллен говорила достаточно тихо, но она была такой яркой и одаренной, что могла управлять всеми присутствующими, потому что они знали: ее идеи дорогого стоят. Никто и не удивился, когда Эллен в конце концов возглавила Космический центр имени Джонсона.

Ян, Эллен и Клод начали продвигать мою систему отображения данных с роботизированной «руки», чтобы она полетела в космос и была проверена в следующем полете шаттла. Вместе они смогли это сделать. В конце концов НАСА решило, что моя система полетит в космос и будет проверена в миссии STS-69 в июне 1995 г. На тот момент это был самый большой повод для моей гордости: даже если я сам никогда не попаду на орбиту, то нечто, что я сделал, туда попадет.

Эта работа с людьми из отделения роботизированных систем еще раз напомнила мне о собственной слепой удаче. Если бы в Колумбийском университете я не занимался тем, чем занимался, то, скорее всего, стал бы обыкновенным «космическим» парнем, специализировался бы на чем-то типа ракетных двигателей и целые дни просиживал в какой-нибудь лаборатории, работая с грудой железок. Но я не специализировался в ракетных двигателях. Я был специалистом по человеческому фактору, что означало работу с людьми, то есть с астронавтами. Оглядываясь назад, я уверен, что это был самый лучший выбор, какой я только мог сделать. Потому что, когда приходит время нового набора астронавтов, по большей части новичков отбирают сами астронавты. Ни один политик в Вашингтоне не имеет права решать, кому лететь в космос. Большинством голосов обладают астронавты из комиссии по отбору, а благодаря моей работе у меня были обширные возможности с ними познакомиться.

И они мне нравились. Точно так же мне нравились и те астронавты, с которыми мы подружились в нерабочей обстановке, такие как Кевин Крегель и Стив Смит. Чем больше астронавтов я встречал, тем сильнее чувствовал, что это для меня самые лучшие люди во все времена. Они были хорошими ребятами: умными, целеустремленными, щедрыми, скромными. Они всегда приходили на работу в хорошем настроении. Я придумал себе образ астронавтов, когда смотрел «Парней что надо», — их всех объединяет чувство товарищества и общей цели. Со временем выяснилось, что этот образ полностью соответствует реальности. Если уж на то пошло, реальность оказалась даже лучше, чем мои ожидания, и каждый раз, когда я ехал в Космический центр имени Джонсона, я слышал, как голос внутри меня говорит: «Вот оно, то самое! Я хочу быть его частью. Я хочу этого больше всего на свете».

Отбор в астронавты занимает почти год. Летом 1993 г. НАСА начало принимать заявления от кандидатов в набор 1994 г. Я подал заявление. Потом возникли проблемы с финансированием, и набор 1994 г. был отменен. Чиновники собрали все заявления и сказали нам, что через год примут их в набор 1995 г. Год прошел, и на следующее лето я обновил свое резюме и свои рекомендации, отослал их и ждал телефонного звонка.

К тому времени я уже был стреляным воробьем и мне не приходилось действовать вслепую. Я знал людей, с которыми мог поговорить на эту тему и которые рассказали мне, как все происходит. Один из них сказал: «Хочешь узнать, как ты можешь увидеть свое дело? По Закону о свободном доступе к информации ты можешь послать запрос и увидеть, что они на тебя имеют сейчас и что говорили о тебе раньше».

Прекрасная идея! Я запросил свое дело и, конечно же, увидел ошибку, из-за которой мое заявление отклонили во второй раз. Когда летом 1987 г. я работал в штаб-квартире НАСА, у меня был довольно-таки равнодушный руководитель. Мы не были близки, но я внес его в список людей, которые могли дать рекомендацию, потому что у него было известное имя.

Так я часто поступал: выбирал людей, которых считал важными персонами, а не людей, которые меня знали. Это было ошибкой. С тем начальником мы взаимодействовали очень мало, и он выбрал ответы «средний уровень» или «не знаю» почти на все вопросы. На одной странице все ответы состояли из этих «не знаю». Последний вопрос был открытым: «Что еще вы можете сказать об этом человеке?» Он написал: «Черт побери, я не знаю!»

Поэтому все так плохо и вышло. Я больше не собирался повторять эту ошибку и попросил Эллен Очоа написать мне рекомендательное письмо. Она это сделала. В McDonnell Douglas у меня был Боб Овермейер. Он хорошо меня знал и написал прекрасные рекомендации. У меня была докторская степень, я опубликовал несколько статей, я сделал систему отображения данных для шаттла. На все это мне потребовалось десять лет. Мне понадобилось ровно десятилетие с того похода в кино на «Парней что надо» в кинотеатр «Флорал парк», чтобы составить такое хорошее заявление на прием в астронавты, какое я только мог написать.

4 августа мне позвонили. Был четверг. Я сидел за столом у себя на работе, и тут раздался телефонный звонок. Я услышал женский голос:

— Здравствуйте, я Тереза Гомес из офиса по отбору астронавтов. Мы хотели бы уточнить, заинтересованы ли вы в том, чтобы приехать на собеседование как кандидат в астронавты.