Вот и подружились.

Но это – уже совсем другая история.

Андрюша сам был снайпером, поэтому первым заметил бликование в листве дерева. Он понял, что уже ничего не успевает, и просто прыгнул, сбивая нас с Иваном с ног. Выстрел ударил, как хлопок плетки, но пуля, благополучно миновав наши головы, только сухо щелкнула о бронестекло стоящего рядом командирского джипака.

Эсвэдэшка, твою мать…

Андрей еще в прыжке умудрился выхватить любимый длинноствольный «Стеблин» и теперь яростно палил в сторону стрелка. К нему тут же присоединились моментально реагирующие на любую окрестную херню Веточкины «девочки» и дозорные Гурама.

Через пару-тройку секунд тело снайпера, ломая ветки, рухнуло вниз.

Это была крепкая молодая девушка.

Правда, еще пока она падала, я заметил в ее фигуре какие-то странные несуразности.

Когда мы подошли поближе и перевернули упавшее лицом вниз тело на спину, я понял, какие.

Правая грудь у девушки отсутствовала начисто. Особенно заметно это было на фоне левой, чуть ли не разрывавшей камуфлированную рубашку.

Подбежавший сразу вслед за нами Гурам задумчиво поскреб бритый наголо затылок:

– Вот ведь, блядь… Только амазонок нам еще здесь не хватало…

Чертов абхаз.

Никак не вытравлю из его лысой лобастой башки никому в наши дни не нужное университетское образование…

А может, и слава Богу?

Вот и теперь, сколько бы времени над этой нереальной загадкой природы голову ломал, а абхаз напомнил – и все в порядке, можно больше не мучиться неизвестностью.

Всяких сумасшедших культов и сект сейчас – как поганок на древнем болоте.

Возможно, есть и такие.

Ну и что?

Остерегаться, конечно, надо, не без того.

Но бояться неизвестного, поверьте, куда страшней. А когда понимаешь, откуда ноги растут, – дело уже привычное.

Так.

Небольшой дорожный трабл.

Никак не беда.

Ладно.

Проехали…

…Мы двинули дальше, и уже без приключений.

Я закладывал на всё про всё часа три.

До Торжка мы добрались за полтора.

Пару раз разгребали завалы на трассе, один раз пришлось перетаскивать джипаки и броневичок через выбоину на лебедках.

И всё.

Удачно, ничего не скажешь…

…В Торжке фуражиры и механики сразу же рванули на обнаруженный Веточкиными разведчиками склад ГСМ. Остальные разбили лагерь на центральной площади города и стали косо посматривать в мою сторону.

Мол, как, командир?

Поищем, чем поживиться?

Я скомандовал построение и объявил поиск. Велев при этом передвигаться не менее чем по трое.

Мало ли что.

Мародеры радостно взвыли.

Еще бы.

Целый город на разграбление.

Хоть и маленький.

Я махнул рукой Шпаку и Гураму.

Моя обычная тройка.

Абхаз хоть и был номинально офицером звена, большую часть его службы тянул на себе Заика Шурочка, очкарик, педант и умница.

Друг Гурама еще по одному из последних дошедших до диплома выпусков МГУ, где они вместе изучали историю древних цивилизаций.

Я тоже, кстати, там учился.

Только на другом факультете.

Зачем, спрашивается?!

Все-таки прав был папаша, отдав меня еще в самом раннем детстве в славящийся своей жестокостью Особый кадетский корпус, как мама не протестовала.

Вот эти знания мне точно пригодились.

Когда тебя с восьми лет заставляют каждое утро бегать кросс, подтягиваться, отжиматься на кулаках, драться и стрелять – это иногда помогает в личной жизни.

Мне, по крайней мере, помогло.

Правда-правда…

…А на месте МГУ сейчас исследовательский центр Крыльев.

Копошатся, пытаются восстановить.

Черта с два там что восстановишь.

После тех студенческих бунтов, когда в универе горело даже то, чему, казалось бы, гореть и вовсе не положено.

Все просто: постоянно воевавшей Федерации были нужны более или менее грамотные офицеры.

И она, как водится, собралась призвать некоторое количество старшекурсников.

А старшекурсникам, напротив, очень не хотелось воевать в Крыму и на Кавказе.

И они решили повоевать в Москве.

Славно повоевали, ничего не скажешь.

У меня тогда мама погибла.

Просто шла по улице со своей старой подругой тетей Ирой, когда обдолбаный «повстанец» решил поразвлекаться бросанием бутылок с «коктейлем Молотова».

Тетя Ира потом рассказывала, что мама, сгорая заживо, жутко кричала. Еще ей запомнилось, как горели роскошные мамины волосы. Которым тетя Ира всегда жутко завидовала.

Сама она, кстати, после этой прогулки навсегда осталась инвалидом: ей как-то, видимо, в шоке, удалось отползти, а незнакомый мужик помог сбить пламя.

И вколол антишок.

Тетя Ира выкарабкалась, медицина тогда была еще на уровне, врачи вообще почему-то отказывались деградировать. За это их, понятное дело, и не любили, пока еще – просто не любили.

Погромы начались позже…

Но одна нога у тети Иры все-таки прогорела чуть ли не до кости, и ее пришлось ампутировать.

Я ей помогал деньгами и продуктами как мог, но через пару лет она тоже умерла.

А старшекурсники-таки добились очередной отсрочки от призыва.

Жаль, что дядя Миша Мелешко, мой тогдашний командир, так и не отпустил меня тогда в Москву.

Даже на мамины похороны не отпустил.

Я бы их, этих молокососов, научил родину любить…

Гурам с Шурочкой тогда, кстати, попали в штрейкбрехеры.

Они пошли в армию добровольно.

Шурочка – по идейным соображениям, а абхаз, по его же словам, – так, за компанию.

Хорошие ребята.

Помню, как их, совсем еще зеленых, привезли к нам в РЭК. Они-то мне и рассказали про студенческие бунты.

А потом пришло письмо от тети Иры…

Ну, да ладно.

Что-то я отвлекся…

…Город производил странное впечатление.

Дома и дороги никто не разрушал.

Только время.

И лес.

Скелетов, обязательной атрибутики таких вот выморочных территорий, – тоже не было. Такое ощущение, что жители просто взяли и ушли, оставив все свои пожитки.