Затем на сцене появилась одетая в крошечную плиссированную юбочку стройная блондинка, подпрыгивающая как школьница. Она вращала бедрами, удерживая на талии целый ряд хула-хупов. Внезапно ее подхватил канат и унес в высоту. Это был кульминационный момент ее выступления – символическое изнасилование. Нимфетка раздвинула ноги высоко над нашими глазами, раздвинула их шире, чем это казалось возможным для людей. Это было почти нечеловеческое движение.

Затем появилась жилистая темнокожая женщина, тело которой прикрывали только нитки бус. Она двигалась в каком-то диком, первобытном ритме. Выступления в стиле мягкого порно быстро сменяли друг друга. Сцена оказалась во власти поразительных женщин, от которых невозможно было отвести взгляд. Среди зрителей было приблизительно поровну женщин и мужчин. Наконец конферансье в платиновом парике выкрикнул: «Где мясо?», и через люк на сцену выбрался длинноволосый мужчина в ковбойской куртке и чаппарахас[9]. Он начал демонстрировать свое тело, извиваясь и обнажая кубики мышц на животе. Затем мужчина сбросил чаппарахас, в результате чего закрытым остался только его пах, и остался в ковбойских сапогах. Обнаженный мужчина был виден всего несколько минут, после чего его окружила дюжина женских тел.

Мин было чуть больше пятидесяти, в тот вечер на ней было платье спортивного покроя, а лицо обрамляли пряди волос сочного бронзового цвета. Она не сомневалась в привычных объяснениях того факта, что женщин среди исполнителей было намного больше, чем мужчин, хотя и не считала эти объяснения достаточными. Они заключались в следующем: мужчинам в аудитории было бы слишком неудобно видеть слишком много мужского обнаженного тела на сцене. Для них, по крайней мере для гетеросексуалов, ковбоя следовало закрыть женскими бюстами. Что касается женщин, то женская нагота подпитывала их пагубную привычку – оценивать собственную внешность в сравнении с культовыми красотками. Таким образом, все купившие билет были удовлетворены. Они получили живую версию того, что привыкли получать от миллионов изображений на рекламных щитах, в журналах, по телевидению: для мужчин – возможность ощутить вожделение, для женщин – шанс сравнить себя с эталоном.

Однако Мин увидела в половом дисбалансе участников на сцене нечто большее. Начала она с достаточно простых вещей, соответствующих тому, что Чиверс обнаружила с помощью своего плетизмографа, когда Адонис с вялым членом бросал камни на пляже. «Женское тело выглядит одинаково, возбуждена она или нет. Мужчина без эрекции демонстрирует отсутствие возбуждения, – сказала Мин. – Женское тело всегда содержит обещание, предложение секса». Предложение приводит в возбуждение оба пола.

Кроме того, этот дисбаланс служил женщинам еще одним, весьма важным, способом, усложнявшим взгляды Мин. «Стремление быть желанной лежит в основе женского желания. Нарциссизм, – подчеркнула она, используя это слово не для осуждения, а для описания, – лежит в основе женской сексуальности. Женщины в зале внимательно рассматривали выступавших женщин, эротически возбуждаясь и воображая, что их собственные тела вызывают столь же жгучее желание, как и те, что были выставлены на всеобщее обозрение».

Нарциссизм лежит в основе женской сексуальности. Женщины эротически возбуждаются, воображая, что их собственные тела вызывают столь же жгучее желание, как и те, что выставлены на всеобщее обозрение.

С одного из двух портретов Вермеера на стене кабинета робко улыбалась молодая женщина, на ее тонких губах блуждала застенчивая улыбка, как будто она не была уверена, видит ли ее кто-то. На другом портрете более полные, слегка раздвинутые губы не улыбались: девочка не сомневалась, что на нее смотрят.

«Быть желанной – настоящий оргазм», – несколько метафорически заметила Мин, это одновременно и то, чего так желают, и вспышка страсти. Ее знание об этом источнике энергии отчасти было получено благодаря хитроумному прибору, расположенному в отгороженной занавеской части ее лаборатории, который, казалось, был более уместен в кабинете офтальмолога. Испытуемый ставил подбородок на небольшую подставку и смотрел на экран, где демонстрировались картинки мягкого порно. Прибор делал сотни записей в секунду, отмечая траекторию движений глаз и места, где они задерживались.

В течение нескольких лет Мин сравнивала рисунок движения глаз, отражающий мужской и женский интерес. Много лет назад она получила степень магистра литературы и планировала сделать карьеру, обучая написанию крупных романов, но затем поняла, что не может спокойно выступать перед целым классом и пытаться заставить своих студентов разделить ее ощущения. «Я не хотела портить хорошее дело», – сказала она и снова стала студенткой, чтобы заложить основу для своей докторской диссертации по психологии.

В недавно опубликованном исследовании она описала, как ее гетеросексуальные испытуемые рассматривали изображения мужчин и женщин во время прелюдии. Среди изображений был снимок пары, стоящей у кухонной раковины, – он стоял позади нее, плотно прижимаясь к ней, причем гениталии не были видны, на двух кадрах их тела закрывала только мыльная пена. Рассматривая снимки, участники эксперимента мужского пола намного дольше смотрели на изображенных женщин, на их лица и тела, чем на мужчин. Женщины одинаковое время смотрели на представителей обоих полов, их глаза блуждали по лицам мужчин и телам женщин. Казалось, они смотрели на выражение желания на лицах мужчин, на вызывающую их вожделение плоть женщин. Женщин, похоже, зажигала напористость мужчин и женская сила, способная вызвать этот напор.

Мин решила проверить это. Она должна была быть уверена, что женщины не рассматривали женские тела просто ради сравнения со своим собственным. Она должна была избавиться от этого мотива, который считала важным, но вторичным. Она должна была убедиться, что испытуемые смотрели именно на то, что их возбуждало.

Один из методов добиться этого – выполнить тот же самый эксперимент в то время, когда испытуемые занимались мастурбацией. В этом случае их взгляд стал бы искать скорее то, что несет в себе эротику. Правда, подобное исследование вряд ли могло быть одобрено наблюдательным советом университета, и, даже если бы ей удалось добиться разрешения на эксперимент, была высока вероятность того, что исследование, в котором участвуют женщины, занимающиеся мастурбацией, приведет к осуждению Мин консервативной прессой Лас-Вегаса, а это могло подвергнуть опасности ее исследование в целом. Лас-Вегас был совершенно парадоксальным местом – это город, где почти вся реклама основана на приятном эротическом возбуждении, проститутки ожидают клиентов на ранчо, разбросанных вдоль шоссе, и при этом в воздухе разлито ханжеское напряжение и сопротивление животным импульсам, которые, собственно, и заставляют людей стекаться в этот город. Это раздвоение казалось ярко выраженной версией расщепленного мировоззрения, которое было свойственно всей стране. Эротика пронизывала все аспекты жизни, и при этом исследовать ее оказалось невероятно трудно. Отчасти поэтому Чиверс, получившей степень кандидата наук и проведшей свои первые эксперименты с плетизмографом в Соединенных Штатах, пришлось вернуться после аспирантуры домой в Канаду, чтобы продолжить работу уже там.