— Здорово. — Мальчишка в мгновение ока оказался рядом с Лилей и протянул смуглую крепкую ладонь. — Федор.

— Лиля. — Макарова без опаски пожала руку привидению.

После неудачного общения с плаксивым и жутко приставучим призраком по имени Эля журналистка научилась контролировать свои способности и, закрываясь наглухо, не позволяла потусторонним сущностям беспрепятственно подзаряжаться от нее.

— Это ты тут мешаешь строительству?

— Я, — кивнул Федор и с вызовом в серо-голубых глазах добавил: — И чё?

— А то, что твой саботаж едва не стоил людям жизни, — терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила девушка, хоть Федору навскидку она дала бы лет пятнадцать. — Бетонщик и бригадир до сих пор в реанимации.

— И чё, маг, хозяин этого здания, зажал для них целителя?

— Нет, целителя пригласят чуть позже, чтобы не вызывать ненужных разговоров из-за чудесного выздоровления. — Лиля, сбитая с толку осведомленностью призрака, начала оправдываться, вдаваясь в подробности. То, что строящийся на пустыре торгово-развлекательный комплекс принадлежит Мирославу пополам с олигархом Владимирским, лично ей стало известно лишь этой ночью. И то чисто случайно об этом заговорил старший полтергейстовец.

Призрак криво ухмыльнулся, услышав объяснения магички.

— Чего ты хочешь? — перешла к делу Лиля. — За уход со стройки?

— Много чего, кралечка, — обрадовал призрак. — Замордуешься исполнять мои пожелания.

— Я могла бы упокоить тебя одним щелчком пальцев, но предпочитаю честные сделки.

— Борзая ты девка, да токо со мной не проканает, — засунув руки в карманы, гордо заявил призрак. — Я знаю, пока мослаки не откопаешь, ты ничего не сделаешь со мной. А костомахи мои ты не найдешь, скоко ни вертухайся. И на дурняк я отсюда не свалю.

— Так я и спрашиваю, чего ты хочешь.

— Справедливости.

Лиля удивленно подняла брови. Спросить, в чем она выражается, магичка не успела — говорливому призраку вопросы не требовались.

— Тебе сказали, что, когда отрыли мои косточки, их втихую выкинули в канаву?

— Врешь, они не могли так поступить.

— Не-а, глаголю истинную правду, кралечка, вот те крест. — Призрак истово перекрестился и поцеловал серебряный символ веры, висящий на веревочке.

У Макаровой включилось журналистское любопытство. Судя по одежде, развязному говору, манерам поведения и тому, как Федор благоговейно спрятал крестик под одежду, паренек умер давно, но о разгуливающих по пустырю духах никто не слышал. И что самое странное, мальчишка четко осознавал, что остался на земле бестелесной сущностью, но истерик не закатывал в отличие от собратьев по несчастью. Лиля хотела бы поинтересоваться годом появления на свет Феди, но не знала, как деликатно задать вопрос. Поэтому приступила к расспросам о насущных проблемах:

— Так, Феденька, жалуйся тете ведьме, кто и как тебя обидел?

— Да ты чё? Какая же ж ты тетя ведьма, кралечка? — засмеялся призрак. — Навряд ты старше моей сеструхи.

— А сколько твоей сестре?

— Марьяна в тот год справила двадцать первые именины. Она училась на учительшу, да тока война не дала экзамены до конца сдать.

Значит, тысяча девятьсот сорок первый год, картинка вырисовывается. Лиля еще раз прошлась пристальным взглядом по одежде паренька. Опрятная и, пожалуй, слишком нарядная для того времени. Словно мальчик специально приоделся празднично перед гибелью.

— Я старше Марьяны.

— Да ты чё? А и не скажешь.

— Федь, ты отвлекся. Расскажи о своих обидах, может, я смогу помочь.

— Навряд, кралечка, но расскажу, вы ж, бабы, народ любопытный, еще спать не будешь. Ну, перед смертью меня нагрел маг, — оттопырив нижнюю губу, сообщил с обидой мальчишка. — Но я сам виноват, поставив на фарт, связался с колдуном, сущим змеем, да выбора у меня не было. А после кончины мой покой нарушили, выкинув останки, как обычный сор. Никакого уважения к мертвякам! Я и того, осерчал маленько и пригасил борзых работничков кирпичиком по котелкам.

К Лилиному удивлению, призрак покраснел.

— Тут еще знаешь чё обидно?

— Чё?.. Тьфу! Что?

— Они ж, песьи дети, не до конца мои косточки собрали. Вот ты бы обиделась, если б твои культяпки лежали тут, а черепушка там? — Федор неопределенно махнул рукой.

Лиля, никогда не задумывавшаяся о «культяпках» и «черепушках» по отдельности, не нашлась с ответом и несмело кивнула.

— Вот. А я про чё говорю? Я же ж и обиделся.

— Нехорошо поступили, согласна. Должны были заявить куда следует, чтобы провели расследование. Потом тело захоронили бы по православному обряду. — Лиля горько вздохнула. — Да только все это затормозило бы стройку. Интересно, этот беспредел бригадир учинил, получив добро Владимирского с Мирославом? Или по собственной инициативе? Я обязательно выясню, и если Мир знал… настучу на него бабуле.

Макарова плотоядно улыбнулась. Зная взгляды Полины Ивановны на достойное посмертие, неблаговидный поступок Мирослава восторга у нее не вызовет. В свое время она не смогла похоронить погибшего мужа и с тех пор болезненно воспринимала истории вроде той, что рассказал Федор. Макарова-старшая даже входила в число манифестантов, протестующих против перенесения могилы неизвестного солдата в другое место, когда мэрия захотела заполучить лакомый кусок земли под элитное строительство. После того как городские руководители узнали на личном примере, как протекают холера и дизентерия одновременно, захоронение бойца-героя оставили в покое. Лиля хоть и не спрашивала, но могла поклясться, что бабуля приложила руку к возникновению эпидемии среди отцов города.

— Смотри, Федь, я могу устроить, чтобы перед тобой извинились, а кости захоронили на кладбище, которое выберешь сам. Такой поворот событий тебя устроит? С условием, что, пока я буду все это проворачивать, ты не станешь хулиганить на стройке.

Мальчишка плотно сжал губы и, отвернувшись в сторону, глухо произнес:

— Значит, все ж упокоение. Хоть и чистенькое и благопристойное, но упокоение. Ты еще мне пообещай вычурную оградку и навещать раз в год.

— А чего ты хотел? В твоем случае это единственный выход.

Федор презрительно сплюнул себе под ноги:

— Колдун, к которому я приходил, предлагал другое посмертие.

— Ну-ну, расскажи, я послушаю, чего наобещал тебе мой коллега. — Лиля недовольно сложила руки на груди.

— «Коллега»? — призрак фыркнул. — Звиняй, кралечка, но ты и рядом с ним не стояла. Он великий колдун, я едва дуба не дал, как увидел его в деле. На него поперло трое с волынами, а он же ж и не нажухался ни разу. И вместо того, чтоб добыть гаман фраера, урки ни с того ни с сего устроили мясню до кровавых памарок[1]. Между собой. А он же ж стоял и смотрел холодными-холодными глазами змеюки. И когда меня заметил, я тотчас дернул от греха подальше.