Не сговариваясь, все единодушно принялись называть пронесшуюся по округе полупрозрачную стихию «волной». («Епическая волна охеренной высоты» – так более конкретно охарактеризовал это явление Хриплый, большой поклонник Жюля Верна и Герберта Уэллса. Полагаю, узри Охрипыч наяву марсианский треножник, тот заработал бы от прапорщика адекватное определение.) Едва слово «волна» было произнесено, как мне тут же закрались на ум смутные ассоциации. Я припомнил, что буквально накануне кто-то уже заикался при мне о неких вредоносных волнах. Но слышал я о них не от Тюнера и Кадила, однозначно. Подвольский? Тоже маловероятно…

Наморщив лоб, я начал по крупицам восстанавливать в памяти события вчерашнего дня и достиг-таки нужного результата. Рип! Вот кто упоминал вчера про волну, протирая мне уши своими бреднями о Концепторах и Людях При Деле. Помнится, Рип страшно боялся исчезновения некой Проекции, из-за чего неминуемо возникнет волна, а она, в свою очередь, обрушится на какой-то Рефлектор. За что растяпу Рипа якобы накажут и отправят на зону, название которой я вспомнить уже не мог.

Опять случайное совпадение? Сомнительно, а особенно после того, как я пережил за истекшие двенадцать часов столько чертовщины, что ее с лихвой хватило бы на докторскую диссертацию любому исследователю паранормальных явлений. А вдруг безликий псих действительно говорил правду и мы с напарниками по незнанию вмешались в планы агентов внеземной цивилизации? Разве то, что теперь творится вокруг нас – а конкретно похищенной армиллы, – не служит тому прямым доказательством? Наверное, надо было все-таки послушаться Рипа и во избежание трагических последствий отдать ему армиллу. Но какой идиот поверил бы без доказательств словам уродливого горбуна? Что ж, извольте: вот они, ваши доказательства! Причем такие, которые вынудят даже закоренелого скептика уверовать в сверхъестественное…

Да, давненько Лингвист не попадал в столь серьезный переплет. И прельстились мы, три кретина, на эту проклятую армиллу! Брали бы драгоценности и проваливали подобру-поздорову. Столько раз твердили клиентам, что жадность фраеров губит, и даже не подозревали, что в один прекрасный день сами окажемся в этой незавидной роли. Как ни крути, а придется вернуть добычу ее законным владельцам при следующей встрече с ними. А куда деваться? Плохо то, что тогда на мне повиснет две трети долга Подвольского, а второй раз к нему за деньгами уже не попрешься. И не из-за опасения конфликта со внеземной «крышей» Адама. Ведь я лично заявил ему напоследок: теперь ты в расчете с «Алмазной Бригантиной». Нарушать данное мной слово я не намеревался, тем паче что Подвольский не раз предупредил меня о последствиях нашего поступка. Не поверил я Адаму Адамычу, а зря…

Ладно, расплачусь, я тоже парень не бедный. Не рассыплюсь, похожу годик без машины, пока на новую не заработаю. С деньгами надо расставаться легко – не этому ли принципу научил меня в свое время Бурелом? Сейчас моя первоочередная задача – выбраться отсюда, а проблему с армиллой как-нибудь утрясем. Если, конечно, еще не поздно все исправить…

– Шире шаг, товарищи буржуи! А ну подтянись! Или вы собираетесь целую неделю до города плестись? – то и дело подгонял прапорщик Хриплый арьергард нашей группы. Тихоходами являлись дядя Пантелей, певица Фрюлинг-Веснушкина и, как ни парадоксально, самый молодой участник марш-броска Паша Тумаков.

При всем своем молодецком гоноре зеленовласый студент оказался не слишком выносливым парнем. К тому же, как я и предсказывал, ему пришлось вдобавок к своему багажу буксировать за собой громоздкий дорожный чемодан Леночки, маленькие колесики которого не предназначались для качения по бездорожью. Как сообщила нам Веснушкина, вся ее труппа уехала из Горнилова на автобусах, но сама Леночка предпочла путешествовать поездом – на единственном транспорте, где чувствительную звезду не укачивало и где она могла нормально выспаться. Нам оставалось только посочувствовать ей в том, что сегодня вместо человеческого отдыха певице пришлось участвовать в малоприятной прогулке по пересеченной местности.

Я ожидал, что из-за пристрастия Банкирши к курению она тоже вскоре угодит в число аутсайдеров. Однако дамочка оказалась вовсе не изнеженной кралей. Она умудрялась не только шагать в ногу со мной и Охрипычем, но еще и смолить прямо на ходу. Из вещей у Агаты была лишь небольшая спортивная сумка, в которой Банкирша везла из Горнилова гостинцы от живущих там родителей – с ее слов, она регулярно навещала маму и папу раз в месяц. А я-то был убежден, что Агата – чистокровная уроженка краевой столицы! Да, редко встретишь женщину, что умела бы так ловко скрывать свое провинциальное происхождение.

Отрадно было видеть, что меня к буржуям Охрипыч не причислял. Поначалу я думал, что, обращаясь ко мне «браток», Хриплый тем самым иронизирует насчет моего дорогого цивильного костюма и бритого затылка; по глубоко укоренившемуся в народе мнению, то были характерные признаки принадлежности человека к криминальной среде. Но вскоре я уяснил, что в действительности простоватый прапорщик не вкладывает в определение «браток» никакого негативного смысла. Наоборот, в устах Охрипыча это слово звучало весьма уважительно и по-дружески. В тех кругах, где мне приходилось вращаться, его уже давно вытеснило беспардонное и похожее на плевок сквозь зубы «братан».

Мы выдвинулись в путь около четырех часов утра. К тому времени голоса «за» и «против» похода в город уже разделились как пять к одному. Последний, кто упорно не желал покидать дурное, по мнению большинства, место, был Пантелей Иванович. Он все время ссылался на служебные инструкции, что якобы запрещали проводнику бросать вверенный ему пост. Но скорее всего дядя Пантелей просто не горел желанием переться в такую даль, опасаясь неприятных сюрпризов, что могли возникнуть в дороге и доконать несчастного старика.

Сломить упрямство заложника служебного долга удалось только обаятельной Леночке. Взяв Иваныча за руку, она взглянула на него своими бездонными голубыми глазами и сказала, что раз уж дядя Пантелей был с ней в пути настолько вежлив и обходителен, то не будет ли он так добр сопровождать ее и дальше. Нет, конечно, она не настаивает, но если с дядей Пантелеем после нашего ухода вдруг случится беда, то она – Леночка – никогда не простит себе того, что по ее вине пострадал такой славный отзывчивый человек.

Веснушкина являлась хорошей артисткой, но в данный момент я ничуть не усомнился в ее искренности. Как и Иваныч. Растроганный словами девушки, он чуть было не прослезился и скрепя сердце дал свое согласие на участие в этом путешествии. Собрав свои пожитки и тщательно заперев на ключ сначала все купе, а затем вагонные двери, проводник спустился с подножки вагона на землю, словно капитан тонущего судна – в последнюю спасательную шлюпку.

– Ваша правда, уважаемые, – заметил дядя Пантелей, бросив прощальный взгляд на останки поезда. – Я должен находиться не здесь, а с моими пассажирами. Я тоже не переживу того, если эта милая девочка и вы угодите в неприятности. Поэтому будем держаться вместе. Надеюсь, в городе нам поверят и окажут помощь, а не обсмеют, как сумасшедших.

Опасения Иваныча звучали вполне резонно. А вдруг в местечке, куда зашвырнула нас нелегкая, испокон веков не было железных дорог? Попробуй тогда докажи представителям местной власти, что твой поезд потерпел аварию неподалеку от их города. Разобраться-то они, естественно, разберутся, но сколько идиотских расспросов и насмешек нам предстоит перед этим вытерпеть – трудно даже вообразить.