class="p1">1. Все проведение подготовительной работы к XIV съезду, проведение районных, а также губпартконференции проходило под лозунгами полной поддержки ЦК партии, что не дает никаких полномочий ленинградской делегации выступать на съезде с особым содокладом, противопоставленным большинству ЦК и партии, и прикрывать это выступление общим мнением всей ленинградской организации.

2. В частности, собрание коллектива Вуза по отчету о работе 22‐й губпартконференции было проведено совершенно односторонне. Отчетный доклад был построен полемически тенденциозно и с односторонним подчеркиванием лишь одного уклона в партии. Принятая на собрании резолюция не выражала мнения всего студенчества, так как значительное число студентов при голосовании отсутствовали, а из присутствующих более 100 человек высказалось за вторую резолюцию…

Да здравствует XIV съезд РКП(б) как единственный выразитель подлинного ленинизма[1218].

«[28–29 декабря] настроение студенчества не понижалось, – свидетельствовал Вавилин. – Стали требовать созыва собрания». На заседании бюро коллектива от 30 декабря Рыбин пытался спрятаться за позицией Тойво и райкома: «Большинство студентов в настоящее время разъехались, и по отношению к постановлениям и декларации губпартконференции коллектив высказал свое мнение на общем собрании в полном составе от 16 декабря»[1219]. «Но большинство кол<лекти>ва этим не успокоилось, – осадил его сторонник Москвы Анфалов, – оно требовало все с большей настойчивостью созыва общего собрания коллектива. Мы снова обращаемся к бюро коллектива за разрешением, нам снова отказывают, неоднократный отказ нам в собрании говорит о том, что бюро коллектива всеми силами поддерживает ленинградскую делегацию и всемерно препятствует нам выявить свое мнение»[1220].

В. О. Жук обобщал от имени инициативной группы: «Только после двукратного обращения в бюро – получили официальный отказ – мы решили на основании обращения XIV съезда созвать общее собрание нашего коллектива, потому что им нужно было в целях фракционной борьбы удержать фальсифицированное мнение нашего коллектива. <…> Не мы являемся инициаторами фракционной борьбы, а те, кто ее начали и продолжают вопреки постановлениям съезда. В заключение протестую против действий нашего бюро, нарушившего элементарное право внутри партийной демократии, и посему предлагаю выразить недоверие бюро коллектива – как только съедутся студенты, собрать тогда общее собрание коллектива и произвести перевыборы бюро коллектива»[1221].

Наблюдая за событиями из парткабинета, Вавилин добавлял интересные подробности: «Все приходящие за литературой высказывались за созыв собрания в четверг 31 декабря. <…> Нужно отметить, что состав президиума был окончательно намечен не сразу, а в самом ходе событий этого дня. Уже перед самым открытием собрания к первоначально намеченным в президиум товарищам – Анфалов, Боровиков, Жук, Вавилин – был введен тов. Вилькес и Попов, таким путем составился президиум, который потом сторонники оппозиции окрестили „инициативной группой“». Как видим, вначале, перед собранием 31 декабря, эта группа, текучая по своему составу, состоявшая из тех, кто собирался в парткабинете, проявила свою инициативу в том, что составила президиум собрания. Когда на собрании президиуму было поручено созвать следующее общее собрание, тогда же стало возможным определить, из кого же состоит инициативная группа.

Понимая, что она может быть воспринята как оппозиционная, Вавилин все еще смущался от самого неологизма «инициативная группа». «После собрания ее составляли члены президиума собрания 31 декабря, а до того времени не было никакой персонально оформленной группы, так как в парткабинете собирались десятки других товарищей, кроме тех, кто вошел в президиум. Из других более часто приходивших в кабинет я могу указать тов. Резаева, Зудова, Склярова, Юхина, Александрова, Павлова, Захаренко, Коробко и целый ряд других товарищей, фамилии которых даже не знаю»[1222].

Рыбин видел в этом увертки: «Существование инициативной группы – неоспоримый факт. До сей поры считаю, что образование инициативной группы и ее существование не вяжется с нашим партийным уставом. Создание инициативных групп считаю недопустимым и вредным для партии делом». Бюро коллектива опубликовало в «Смене» свое постановление, запрещающее инициативы в обход избранных парторганизаций. На реплику Боровикова, что этот шаг «незаконный», Рыбин ответил, что текст написал он сам, а публикация постановления была «согласована с некоторыми членами бюро коллектива». Утром 31 декабря, рассказывал он в контрольной комиссии, при входе в университет появилось большое объявление за подписью «инициативная группа». Содержание примерно таково: «В виду того, что бюро кол<лекти>ва не выражает мнение большинства… на 2 часа созывается общее собрание»[1223].

Собрание коллектива РКП(б) комвуза от 31 декабря 1925 года было драматичным и, пожалуй, решающим. Из рук зиновьевцев вырывались административные рычаги. Приехавший в Ленинград Орджоникидзе руководил за кулисами. Член бюро Боровков Дмитрий Федорович объявил собрание открытым и передал слово Анфалову, который предложил «от имени „инициативной группы“» избрать президиум в составе: Боровиков, Анфалов, Жук, Исаков, Вавилин, Вилькес, Попов. Вырисовывалась новая верхушка университета, ориентирующаяся на Москву. На обсуждение ставилось «Обращение XIV съезда РКП(б) к ленинградской организации».

«Вопреки нашему постановлению, – сетовал Рыбин, – собрание 31 декабря состоялось. Бюро коллектива вынуждено было заявить протест против действий „инициативной группы“»[1224]. После принятия повестки дня «я с трибуны объявил собранию, что мы… считаем данное собрание неправомочным»[1225]. «Вместе с Рыбиным, – ехидничали сторонники ЦК, – явились отважные защитники делегации, возглавляемые делегатом съезда и ректором нашего университета Мининым, имеющим своей целью сорвать наше собрание»[1226]. Рыбин напомнил, что именно он является организатором коллектива. В зале раздались возгласы «долой!». «…По следующим мотивам», попытался Рыбин продолжить, но «шум и крики всего собрания» не умолкали. «Товарищи, к спокойствию, инициативная группа сумеет дать все необходимые объяснения и возразить тов. Рыбину», – вмешался председатель собрания Анфалов. Рыбин наконец смог развить свою аргументацию: «Во-первых, собрание незаконно, потому что нет кворума, многие студенты в отпуску, во-вторых, наш коллектив уже выявил свое мнение по поставленному на обсуждение вопросу на предыдущем собрании. В-третьих, собрание созвано не от бюро коллектива, а от какой-то никому не известной инициативной группы». Поэтому, заключил Рыбин, «предлагаю всем собравшимся покинуть настоящее собрание». «Под оглушительным свистом и криком „позор“ часть товарищей во главе с тов. Мининым покидают собрание». «С нами вместе вышло 106 человек, – утверждал Рыбин, – которые тут же по выходе и были переписаны»[1227].

Отчет Анфалова в ЦКК был полон едкого сарказма: «После заявления Рыбина встают их сторонники и демонстративно уходят. В момент ухода ректор Минин стоит у угла трибуны, обращается ко мне, по-видимому, как к председателю данного собрания, с величием героя – великого подвига – делает жест, указывая в сторону уходящих, по-видимому, желая подчеркнуть, что с ним пошли все 100 %-ые. После ухода они собираются в 10 комнате, расположенной рядом с залом, где происходило наше собрание. Мне самому не пришлось слышать, но ребята передавали, что Минин на