Даже самого этого времени, самого этого места больше не существовало во всей беспредельной Вселенной. И ответ никогда не придет. Тогда зачем нужна память о нем? Почему мешает мне она сейчас сосредоточиться на действительно важном?

На целительном и вечном покое, на растворенной в свете бесформенной мысли, отделяющей личность от порога, за которым нет уже ничего личного.

А слухач спускался все ниже. Вот он достиг постамента, сел на него и, нахохлившись, как гриф, посмотрел в мою сторону. Наверное, мой вид не произвел на него благоприятного впечатления. Потому что он отвернулся, сплюнул, а затем, уже не обращая на меня внимания, протянул свою грязную когтистую лапу к полосе света, вздымавшейся над центром постамента.

Собственно, не к самой полосе… Там, где она заканчивалась, у плоскости гранита, было что-то, напоминавшее рукоять… Или мне это только казалось?

Снизу были плохо видны детали. Но на рукоятке я заметил нечто такое, что должен понять, прежде чем сознание отключится полностью.

Лапа слухача медленно, осторожно придвигалась все ближе. Она тянулась, трусливо вздрагивая, отдергиваясь и все же подбираясь постепенно к заветному лезвию света.

Наконец слухач коснулся рукояти меча… Последовала ослепительная вспышка, все его тело налилось изнутри малиновым светим и вдруг взорвалось, разлетелось на тысячу сверкающих искр. Они долго еще кружились в воздухе, медленно приближаясь к полу и угасая.

Теперь я остался совсем один. Я подумал об этом и о том, что заряд энергии, поразившей слухача, обладал неслыханной мощью, если пробился в запредельное пространство, туда, где находилось подлинное тело этого существа.

Так вот он каков, меч из легенды архов… Его искали так долго, что почти никто уже не верил в реальное существование Светозара. Он древнее самой земли.

И он ждал меня на последней остановке в пути, в месте, достойном для вечного забвения, для ухода в нирвану. Где мне оставалось сделать всего один, завершающий шаг.

Слухач больше не отвлекал внимания, и лишь рукоять… Мое зрение обладало одной странной особенностью. Оно могло иногда приблизить предмет, показать его так, будто он находился в нескольких сантиметрах. И это случилось теперь.

Рукоять из потемневшей от времени бронзы словно бы повисла передо мной в пространстве.

Два зверя бежали по ее поверхности навстречу друг другу. Два зверя из детской сказки… Я слишком хорошо знал этот рисунок, чтобы его не узнать. Правда, на той рукояти, что лежала под корнями отца деревьев, лезвие выгорело дотла, оплавив саму рукоять, — здесь же оно сверкало ослепительным голубым светом.

В моем вещем сне лезвие выглядело зеленым, но на самом деле оно голубое.

Роману вдруг показалось, что в уголках его неподвижных, мертвых глаз, появились живые слезы…

Странное имя возникло в сознании. Всеми забытое имя из давно прошедшего круга.

Но левраны бежали по рукояти меча, и я должен был встать, подняться на ноги, чтобы убедиться в этом воочию.

Я понимал всю невыполнимость возникшего желания — мертвое тело не может ходить.

Сама мысль о движении хотя бы одного пальца казалась кощунственной.

Но просыпалась память о невозможном, и живые следы текли по щекам, и отступал леденящий холод. Медленно, непроизвольно я потянулся к чему-то навсегда утраченному и все же бесконечно дорогому.

Тогда в третий раз лопнула сухая оболочка куколки.

Я стоял перед постаментом, а на уровне моей головы по бронзовой рукояти меча в самом деле бежали левраны.

Так вот ты какой, Светозар… Я прошептал имя меча нежно, как имя близкого человека, и жадно потянулся к знакомой рукояти. Ни опасения, ни страха — ничего я в тот момент не чувствовал, точно встретился со старым другом. Рукоять поместилась у меня в ладони привычным холодком бронзы.

Тогда осторожно, медленно, будто боясь расплескать невидимую чашу, я пододвинул меч к себе. Мне даже не потребовалось прилагать особых усилий. Он словно тысячи лет ждал этого простого жеста и теперь вдруг очутился у меня в руках.

Его шипящее, усыпанное летучими искрами лезвие излучало мягкий ровный свет.

Похоже, все оно состояло из твердого алмазного пламени. Накопленная за века световая мощь переливалась в нем, живым огнем передаваясь мне.

Я снял с постамента мягкую перевязь без единого украшения, с короткими черными ножнами. Казалось, в них невозможно поместить огромное сияющее лезвие, но оно исчезло там все и погасло. Мне стало грустно без его живого света.

Закрепив ножны на поясе, я тут же вновь извлек Светозар.

Сила, скрытая в нем, приподняла мою руку. Сверкающее острие будто искало нечто на сплошной каменной поверхности яйца и вдруг, вздрогнув, остановилось.

Затем неожиданно для меня лезвие удлинилось. Сверкающий луч уперся в стену и осветил ее нездешним, запредельным светом.

Часть стены — квадрат не больше двери, — словно расплавившись, в секунду превратилась в огненную заверть. Старый ритм дороги миров, услышанный мной впервые в горах, как стук их огромного мохнатого сердца, зазвучал сейчас вновь.

Я понял, что Светозар сможет открыть для меня такую дверь в любом месте.

И еще одно знание пришло ко мне, ничего не растопив в куске равнодушного льда, оставшегося внутри меня даже сейчас.

Теперь я могу управлять своим движением по дороге миров. Я знал, где мое присутствие в эту минуту необходимо больше всего.

Где находится перекрестье дорог, в котором я смогу нанести самый чувствительный удар властелину чужих пространств. Раз уж в моей судьбе не осталось ничего иного, кроме мести.

Я шагнул прямо в глубь огненной заверти. На секунду холодный огонь плюнул мне в лицо, и мир Адры навсегда исчез из моей жизни.

Через несколько долгих мгновений я оказался в знакомой хмурой долине.

Заходящее солнце, как в первый мой приход сюда, освещало далекие вершины, скрывавшие белый замок.

В ущелье, заваленном обломками доспехов, я не встретил ни одной нашей заставы.

Их не было на всем пути к замку. Неужели я опоздал? Неужели все уже напрасно?

Нет. Судьба не могла поступить настолько несправедливо. Хотя бы горькое утешение местью — не самое лучшее из утешений — должно было быть мне оставлено.

И я не ошибся. Едва из-за поворота возникли резные башни замка, как я увидел флаги на их шпилях, услышал звуки боевых рогов. Замок жил. Бесконечная битва все еще продолжалась.

Но теперь положение осажденных стало полностью безнадежным. Средние бастионы пали, стены разрушены, схватки шли у самых дверей.