что на свете и без этих китайцев слишком много всяких компаний и все удачные названия уже разобраны. У него есть компьютер, который знает названия всех компаний в мире, и еще один, который составляет слова, чтобы потом использовать их в качестве имен, и еще один, который проверяет, не значит ли придуманное слово «долбоклюй» или чего похлеще на том же китайском или каком-нибудь шведском. Но их контора торгует не просто именами, они там продают то, что называется «имидж», и ему приходится взаимодействовать с целой командой – только так можно быть уверенным, что его идея впишется в общий пакет.

Потом он пристроился рядом с ней в постели, и не так уж это все было здорово. Веселье куда-то испарилось, с тем же успехом это мог бы быть какой-нибудь лох – она лежала, думая даже не о Майкле, а о том, что он сейчас все записывает. Включит потом ее, Мону, когда ему захочется. И вообще, сколько у него уже было таких, как она?

Вот так она рядом с ним и лежала, после всего, слушая, как он посапывает во сне, пока магик не стал закручивать плотные маленькие круги на дне черепа, раз за разом выщелкивая на экран век одну и ту же последовательность бессвязных картинок: пластиковый пакет, в котором она хранила свои вещи во Флориде, сверху перевязанный проволокой, чтобы не заползли жуки; старик сидит у фанерного стола, чистит мясницким ножом картофелину, нож сточен до огрызка размером с ее большой палец; кливлендская забегаловка, где подавали криль, павильон построен в форме свернувшейся креветки, а выгнутая спина из металлических листов и разрисованного розовым и оранжевым прозрачного пластика служит крышей; проповедник, которого она видела, когда шла за новой одеждой, он и его бледный, расплывчатый Иисус. Всякий раз, когда наступал черед проповедника, Иисус все собирался что-то сказать, но так и не заговорил. Черт, теперь это кино никак не остановишь, разве что встать и попытаться занять мысли чем-то еще. Ладно, выбралась из постели, постояла в сером свете от слухового окна, глядя на Майкла. Вознесение. Вознесение грядет.

Мона вышла в комнату, натянула платье; замерзла. Она присела на серебристую кушетку. Красное затемнение превращало серый заоконный свет в розовый – это снаружи начинало светать. Интересно, сколько может стоить такая квартирка?

Теперь, не видя его, Мона с трудом вспоминала, как вообще выглядит Майкл. Ну, ему-то не составит труда ее запомнить. Но одна только мысль о стиме оставила у нее привкус чего-то такого… как будто ее ударили или обидели, а может, просто попользовались. Она почти жалела, что не осталась в отеле постимить Энджи.

Серо-розовый свет заполнял комнату, ложился пятнами, цепенел, застывал в углах. Что-то в нем напомнило о Ланетте и разговорах о передозе. Иногда от передоза кончаются на чужих хатах, и потом проще всего выбросить тело из окна так, чтобы копы не сообразили, откуда именно оно выпало.

Но она ведь не собиралась об этом думать, так что Мона встала, порылась в холодильнике и кухонных шкафах. В морозилке лежал мешок кофейных зерен, но на магике от кофе начинает трясти. Еще там было полно целлофановых пакетиков с японскими этикетками, что-то замороженное или обезвоженное. Она нашла пакетики чая и сорвала печать с одной из бутылок воды в холодильнике. Налила немного воды в кастрюльку. С плитой пришлось повозиться, прежде чем удалось ее зажечь. Электроконфорки оказались белыми кругами на черном фоне столешницы. Ставишь кастрюлю в центр круга и касаешься красной точки, нарисованной рядом. Когда вода закипела, она бросила в кастрюлю пакетик чая и сняла ее с конфорки.

Наклонившись над кастрюлькой, Мона вдохнула пар с запахом трав.

Она никогда не забывала, как выглядит Эдди, когда его не было рядом. Пусть он и не ахти кто, но, когда он был рядом, она чувствовала себя уверенней. Должно же быть поблизости какое-то лицо, которое не меняется. Но, пожалуй, и об Эдди думать сейчас – не такая уж хорошая идея. Скоро, очень скоро наступит отходняк, а до тех пор надо еще найти способ вернуться в отель. Внезапно ей пришло в голову, что все это так сложно; слишком многое надо сделать, просчитать варианты – а это и есть отходняк, когда начинаешь волноваться, как бы слепить дневную сторону суток обратно.

Едва ли Прайор позволит Эдди ее ударить, думала Мона, хотя бы потому, что зачем-то ему важна ее внешность. Мона обернулась, чтобы достать чашку.

За ней стоял Прайор в черном пальто. Она услышала, как из ее горла сам по себе вырвался странный тихий звук.

На отходняках ей и раньше случалось видеть всякую всячину. Если смотреть в упор, видения исчезали. Она попыталась вглядеться в Прайора, но это не сработало.

Он так и стоял у двери с каким-то пластмассовым пистолетом в руке, не целился в Мону, просто держал пушку в руках. На нем были перчатки, точно такие, как те, какие Джеральд надевал для осмотра. С виду он был не слишком чтоб зол, но ради разнообразия не улыбался. Довольно долго он вообще не произносил ни слова, и Мона тоже молчала.

– Кто здесь? – Он сказал это так, будто спрашивал мимоходом на вечеринке, как дела.

– Майкл.

– Где?

Она кивком показала на спальную нишу.

– Надень туфли.

Она вышла из кухни, стараясь держаться подальше от него, по дороге машинально нагнулась, подобрала с ковра белье. Туфли нашлись за кушеткой.

Прайор беззвучно шагнул за ней в комнату, стал смотреть, как она надевает туфли. В руке у него по-прежнему был пистолет. Сняв свободной рукой со спинки кушетки кожаную куртку Майкла, он бросил ее Моне.

– Надень, – спокойно сказал он.

Она просунула руки в рукава, в одном из карманов скомкала белье.

Он подобрал рваный белый дождевик и, свернув в ком, убрал в карман своего пальто.

Майкл храпел. Возможно, он вскоре проснется и проиграет запись по новой. С его снаряжением ему и в самом деле никто здесь больше не нужен.

В коридоре Мона равнодушно смотрела, как Прайор с помощью серой коробочки запирает дверь. Пушка исчезла, но она не видела, как он ее убирал. Из коробочки торчал кусок гибкого красного шнура с непримечательным магнитным ключом на конце.

На улице было холодно. Он заставил ее пройти пешком квартал, потом открыл дверь маленькой белой трехколесной машины. Она села внутрь. Заняв место водителя, Прайор стянул перчатки. Завел машину. Мона увидела облачко выхлопа, отраженное в зеркальных стеклах башни бизнес-центра.

– Он подумает, что я ее украла, – пробормотала она, теребя