Затем, хотя на разном, большом и малом, расстоянии друг от друга, каждый произнес через несколько секунд:

— Superflu, — внес поправку Париж.

— Ложная тревога, — внес поправку Лондон.

— Отбой, — внес поправку Вашингтон. — Они направляются в другую сторону. Наверно, богатые детки на частных самолетах, забыли планы взлетов. Надеюсь, они трезвые.

* * *

Час атаки минус шесть минут.

В темном небе на окраинах Бовэ, Джорджтауна и Северного Лондона самолеты продолжали свои маневры, отвернув от трех целей и поднимаясь с немыслимой скоростью; каждая миллисекунда была просчитана компьютером. Запрограммированные модели полета были мгновенно приведены в действие. Самолеты развернулись, обороты двигателей были сброшены до минимума, и так же быстро, как поднимались, они спустились, входя в воздушные коридоры, выбранные в силу малой заселенности, — эти коридоры приведут их к полям, где останется выбросить хвостовые крюки и мощными стальными кабелями подхватить огромные планеры «Мессершмитт МЕ-323».

Каждому управляющему полетом оставалось отдать одну последнюю команду, когда замедление будет полным. Он отдаст ее на определенной радиочастоте каждому планеру, а сигналом диспетчеру послужит красная лампочка, загоревшаяся на компьютеризированной панели. Сигнал поступит через минуту и семь секунд, плюс-минус секунда в зависимости от скорости встречного или попутного ветра. Теперь это только вопрос расстояния.

* * *

Бовэ. Час атаки минус четыре минуты.

Дру смотрел из большого окна на резервуар, а Карин сидела за столом с майором у второго красного телефона; оба аппарата были подключены к Лондону и Вашингтону. Двое коммандос стояли с генералом за спиной оператора радара, замершего перед экраном.

Вдруг Лэтем отвернулся от окна и громко спросил:

— Лейтенант,что вы говорили о крыльях Дедала?

— Они были из перьев...

— Да, знаю, а после этого, что-то о перьях? Что именно?

— Да просто перья, сэр. Некоторые — в основном поэты — сравнивают их плотность с воздухом, описывают, как они плывут по воздуху, поднимаются в воздух, поэтому они и на птицах-то.

— А птицы молча устремляются вниз — так хищники ловят добычу.

— О чем ты, Дру? — спросила де Фрис, держа, как и майор, красную трубку возле уха.

Майор взглянул на офицера отдела консульских операций.

— Они планируют,Карин, планируют!

— И что, мсье?

— Планеры, черт возьми! Вот что это может быть! Они используют планеры!

— Но планеры должны быть очень большими, — сказал генерал. — Или их нужны десятки, а то и больше, много больше.

— И их бы засек радар, мсье, — добавил майор, — особенно воздушный радар.

— Они были на снимках! Два самолета для Саудовской Аравии — разве впервые случается обман с конечным потребителем? И ваши реагирующие на теплоизлучение ракеты их не засекли. Двигателей нет, тепланет! И возможно, металла тоже очень мало.

— Mon Dieu! — воскликнул генерал, широко раскрыв глаза и напрягаясь, будто что-то вспоминая. — Планеры!Да немцы были экспертами, главным авторитетом в этой области. В начале сороковых они разработали прототип всех грузовых планеров в мире, намного совершеннее, чем британский «Эрспид-Хорсинг» или американский «ВАКО». Фактически, мы все украли конструкцию у них. Заводы Мессершмитта выпустили тогда «Гигант», огромную адскую птицу, способную бесшумно парить над границей и полем боя, сбрасывая смертельный груз.

— Могли они сохраниться, mon pere? — спросил майор.

— Почему же нет? Мы все с обеих сторон сохранили свои флоты — морской и воздушный — в «нафталине», как говорят американцы.

— А могли их привести в рабочее состояние через столько лет? — спросила Карин.

— Вне зависимости от врага, — ответил старый солдат, — заводы Мессершмитта строили на века. Безусловно, какое-то оборудование потребовалось бы заменить или усовершенствовать, но опять-таки, почему бы и нет?

— И все равно радар бы их уловил, — настаивал оператор радиолокатора.

— Но в какой степени? Какой силы будет изображение на этом вашем экране от летающего объекта почти без металла, без мотора, с распорками из бамбука, может быть, из того, который на Дальнем Востоке используют для эшафотов, — местные жители утверждают, будто он надежнее, чем сталь.

— Я хорошо понимаю по-английски, сэр, но вы говорите так rapidement[134].

— Повторите, что я ему только что сказал, о чем спрашивал. Майор помог, и специалист, не отводя глаз от экрана, ответил:

— Изображение было бы слабее, чем от обычного самолета, это правда.

— Ведь даже облака могут дать изображение, верно?

— Да, но разница заметна.

— И люди, владеющие судами, держат на борту радарные рефлекторы на случай неприятностей и хотят, чтоб их засек радар.

— Опять-таки это обычное дело.

— Так что данные радара можно интерпретировать по-разному, верно?

— Как и в медицине рентген. Один врач видит одно, другой — другое. Но ведь есть эксперты, и я оператор радара, мсье.

— Рад за вас. А вас могло бы что-то отвлечь?

— Чтоотвлечь? Вы оскорбляете меня, если так можно выразиться.

— Можно, и, честно говоря, я не хотел вас оскорбить...

— Подождите! — сказала Карин, лихорадочно роясь в карманах и выудив наконец порванный лист бумаги. — Он был, мне кажется, в коробке из гостиной Ягера. Я его сохранила, потому что не разобралась — здесь лишь часть предложения. Всего два слова по-немецки: «Самолеты из...», остальное оторвано.

— Боже мой, — пробормотал Джеральд Энтони, залезая в нагрудный карман французского военного комбинезона и вытаскивая обрывок смятой бумажки. — Я сделал то же самое. Нашел этот скомканный клочок бумаги в часовне Ягера у алтаря, которому там не место. Потом я время от времени поглядывал на него, пытаясь разобрать почерк. Мне это удалось, и содержание соответствует информации миссис де Фрис. Вот эти слова: «Aus Stoff und Holz», то есть «ткани и дерева».

— Самолеты из ткани и дерева, — произнесла де Фрис.

— Планеры, — тихо добавил Лэтем. — Планеры.

— Arretez! — крикнул оператор радара, прерывая разговор. — Самолеты вновь вошли в наше пространство! Они в сорока километрах от воды!

— Ракету к запуску! — крикнул сын генерала, сорвав трубку с третьего телефонного аппарата на своем столе.

* * *

Лондон. Час атаки минус три минуты десять секунд.