Как-то ночью Джон, разбуженный кашлем в их комнате, проснулся и услышал, что Френсис тихонько спустилась по лестнице. Он выскользнул из своей постели, накинул халат прямо на ночную рубаху и пошел за ней в кухню.

Френсис помешивала что-то в блюдце над угольками, тлеющими в очаге.

— Делаю для Александра медовое питье, — сказал она. — Его очень беспокоит кашель.

— Добавлю туда капельку рома, — сказал Джон и пошел за бутылкой, стоявшей в буфете в столовой.

Когда он вернулся, то увидел, что Френсис без сил опустилась на кухонный стул, оставив блюдце на каминной полке. Он снял блюдце, добавил туда изрядную порцию рома и налил смесь в чашку.

— Попробуй, — посоветовал он.

Она начала было отказываться, но он настоял.

— Очень сладко, — сказала она.

— Глотни еще разочек, — сказал он. — Добавит тебе бодрости духа.

Она подчинилась, и действительно, он увидел, как ее щеки зарумянились.

— Мне очень жаль, — сказал он.

Она открыто встретила его взгляд.

— Ему шестьдесят семь, — ответила она напрямик. — У нас было двенадцать хороших лет. Мы никогда даже не надеялись прожить столько.

Джон положил свою руку на руку дочери.

— А ты никогда не хотел, чтобы я вышла за него, — вдруг чуть раздраженно выпалила она.

Джон сухо улыбнулся.

— Только потому, что не желал тебе такой ночи, как эта. И впереди тебя ждут такие же, тебе придется ухаживать за ним.

Она покачала головой.

— Ничего не имею против, — сказала она. — Я забочусь о нем сейчас, но он заботился обо мне всю мою жизнь, сколько я помню. И я совсем не возражаю ради разнообразия тоже побыть ответственной. Мне нравится возвращать свой долг любви. Он всегда баловал меня, ты же знаешь. Баловал так нежно. И теперь мне даже как-то нравится ухаживать за ним.

Джон налил ей еще глоточек рома с медом.

— Посиди немного у огня и выпей это, — распорядился он. — А я поднимусь наверх и отнесу ему питье.

Френсис кивнула и отпустила его. Джон взял одну из кухонных свечей, зажег ее от угольков из очага и тихо поднялся по ступеням в спальню Александра.

Александр сидел, опираясь на высокие подушки, дыхание у него было хриплым. Когда он увидел входящего, ему даже удалось улыбкой поприветствовать Джона.

— С Френсис все в порядке? Я не хотел, чтобы она ухаживала за мной.

— Она присела у камина с рюмочкой медового рома, — сказал Джон. — А я, если не возражаешь, посижу немного с тобой.

Александр кивнул.

— Вот, принес тебе выпить, — сказал Джон. — Если ты не уснешь после этого, то, значит, голова у тебя крепче, чем клык моего кита-нарвала.

Александр чуть слышно рассмеялся и отпил горячего напитка.

— Боже мой, Джон, хорошая штука. Что там?

— Настой из трав моего собственного изобретения, — невинно сказал Джон. — А по правде говоря, ром с Ямайки.

— С моим имуществом я все устроил, — неожиданно заявил Александр. — Когда меня не станет, она будет хорошо обеспечена.

— Да?

— Бондарное производство отойдет моему управляющему, но я оговорил цену, которую он ей выплатит, мы подписали юридический документ. Там все оговорено. Если она захочет, дом останется ей. Но мне кажется, она не захочет оставаться в Минориз, а предпочтет жить где-нибудь в другом месте.

— Я присмотрю за ней, — сказал Джон. — Все будет так, как она захочет.

— Она должна снова выйти замуж, — сказал Александр. — За более молодого. Сейчас наконец наступили лучшие времена. И она сможет выбирать. Она будет богатой молодой вдовой.

Джон осторожно взглянул на него, но Александр говорил без малейшей горечи.

— Я о ней позабочусь, — повторил Джон. — Она не совершит ошибку в выборе.

Он помолчал мгновение.

— Она и в прошлый раз не ошиблась. Хотя я и был тогда против. Она не ошиблась, когда выбрала тебя.

Александр коротко рассмеялся, но смех перешел в кашель. Джон подержал чашку, пока не прошел приступ, и потом дал ему попить еще.

— Очень любезно с твоей стороны, — выдохнул Александр. — Я знал, что это не было тебе по душе. Но, пожалуй, это был шанс обеспечить ей самую лучшую жизнь, которая тогда была возможна.

— Знаю, — признал Джон. — Теперь и я это знаю.

В дружеском молчании мужчины посидели еще немного.

— Ну что? Между нами все совершенно ясно? — спросил Александр.

Джон протянул ладонь и пожал руку Александра.

— Все ясно, — честно ответил он.

Лето 1657 года

В первое воскресенье каждого летнего месяца Элиас Эшмол, а с ним и другие врачи, математики, астрономы, химики, географы, ботаники и инженеры возвращались в Ковчег, чтобы спорить, дискутировать и обмениваться идеями.

По общему согласию, они избегали политических вопросов. Большинству из них казалось, что Кромвель собирается провозгласить себя королем. Оппозицию в основном разогнали, проплатили или запугали до молчания. Генерал Джордж Монк, еще один роялист-ренегат, тяжелой рукой держал в повиновении Шотландию с суровой эффективностью профессионального солдата. Сын Кромвеля Генри держал в подчинении Ирландию. Кромвели становились мощной династией, а старый идеализм был утерян среди трудностей правления страной, где немногие, обладавшие властью, боялись любой свободы для многих.

Основной опасностью была даже не политическая оппозиция, а религиозный фанатизм. Росло число мужчин и женщин, веривших, что их форма богослужения пронизывает все вокруг, лежит в основе самого их существования, поэтому даже не нуждается ни в каком особом названии. Оппоненты называли их квакерами,[47]потому что они тряслись и дрожали в религиозном экстазе. Враги называли их богохульниками, особенно после того, как один из них, Джеймс Нейлер, въехал в город Бристоль, как Иисус, на осле, а женщины разбрасывали перед ним пальмовые листья.

Палата общин предала его суду за богохульство, и он был сурово наказан. Но искалечить одного, отдельно взятого человека было недостаточно для того, чтобы остановить движение, адепты которого возникали повсюду, подобно макам на пшеничном поле. Очень скоро посетители Джона решили отказаться и от дискуссий на религиозные темы как от отвлекающих от непосредственной работы.

Пару раз из своего поместья в Уимблдоне приезжал лорд Ламберт, взглянуть, что нового появилось в саду или в зале с редкостями. Иногда он оставался к обеду, поговорить с другими гостями. Иногда гости привозили разные диковины или вещи, которые сами сконструировали и построили. Часто во время таких встреч Эшмол руководил дискуссиями, классическое образование и острый ум подсказывали ему брать на себя в доме Джона обязанности хозяина.