— Пока так, — прищурилась русалка, заплетая рассыпавшиеся волосы в косу. — Потом станем гостить. Страши тоше бутут чистить остров, им нато учиться работать на берегу. Помошешь?

— Охотно, — благодарно поклонился Пэи. — Спасибо.

— Вот и разобрались, — втиснулась в разговор Риоми, оттирая задаренного оримэо к берегу. — Давай-ка займемся важным вопросом. Что это за безобразие с драконами и почему моего жениха втравливают в это дело, толком ничего не объяснив?

— Как — не объяснив? — охнула Тилл. — Мыи сказали — морииль. О, выи не знаете, как неутопно…

— Утопно, — угрюмо возразила Риоми. — Не приведи богиня, если утонет! Ах вы…

Ссора не состоялась. В гальку берега с хрустом врезался киль лодки газура. Его великолепие стоял на носу и сиял поярче рассветного солнышка — он общался с кракеном и русалкой, а до того успел чуть-чуть поучаствовать в бою, хотя повелителя усердно оберегали и старались задержать в тихих безопасных коридорах. Он даже ранен! И хотя под тканью всего лишь царапина, этого довольно и для воспоминаний, и для летописи, и для сочувствия Онэи. Яоол спрыгнул на берег и взялся распоряжаться с неподражаемым видом, доступным лишь полновластному правителю. Русалок на борт, сиринов на борт, всех на борт, ранний завтрак уже готов, с газуром никому не дозволяется спорить… Говорил Яоол убедительно, но портил впечатление тем, что временами воровато озирался.

— Куда увозят мою жену? — возмутился издали араави. — Да как вашему великолепию не совестно снова похищать ее!

— В храм, — нехотя признал газур. — Раз вы застали нас — то в храм, делать нечего. Может, и к лучшему. Если мои таоры увидят шейное украшение Крида, дворец рухнет. Понятия не имел, что бывает такой жемчуг! Он светится!

— Не шемчуг, — возразила с палубы Тилл, и ее вежливо поддержал за талию Парси, обнаружившийся в свите газура. — Натглазье спинных очей риилыио, тракона глубин. Я расскашу.

— После того как я спою тебе произношение, — торопливо добавила Онэи. — Утомляет шипение, уж извините. Потом я спою рассветную песнь для Сиирэл, а дальше говори что следует.

На произношение много сил не ушло. Гимн утра пелся долго и искренне, Тилл сперва слушала, потом стала осторожно добавлять к мелодии свой голос, более низкий и тоже удивительный. Две сирены — берега и глубин — удачно спелись и привыкли объясняться жестами, уточняя мелодию и свои партии. Когда с лодки стало возможно различить башню главного храма, девушки дружно решились и вплели в звучание дар сирен. Голоса в легкой дымке утра звенели, их можно было не только слышать, но и видеть. Слои белесого тумана взвихрились и задрожали, создавая удивительный узор песни.

Крид тихо стонал, уделяя все внимание повторению рисунка на воде, созданного пеной волн. До земель северных шаманов отсюда невообразимо далеко. Но в способах общения с высшим миром, наверное, есть незыблемые правила. Знакомый по книгам дяди Левина узор шаманы привыкли наносить кистью, а здесь его создают песней, и, без сомнения, рисунок становится куда сильнее и ярче. Он имеет имя, переведенное Левином как «возрождение», в примечании второй смысл — «исполнение». Дядя не мог выбрать, не хватало владения тонкими смысловыми оттенками чужого языка.

Узоры слились, пена качнулась вверх, туман сел на воду. Контур ненадолго засиял перламутровым блеском и распался. Гладь моря расправилась, ветерок стих, и утро стало совершенным. Розово-золотое солнце улыбалось миру. Туман лишал вид избыточной резкости и наполнял сиянием. Лодка двигалась в беззвучии, даже вода под килем расступалась, не рождая плеска.

— Получилось как никогда, — улыбнулась Онэи. — Мне и прежде казалось, на два голоса надо, но не было второго, нужного.

— Да, в воде так не споешь, в пещерах тесно, эхо гуляет, приходится смирять голос, — вздохнула Тилл. — Полагаю, нас слышали.

— Трудно быть газуром в новом мире, — пожаловался Яоол. — Раньше я бы каждой подарил жемчужное ожерелье. Так принято благодарить, но для русалки наш жемчуг — это же смех…

— Подарки дороги теплом, — возразила Тилл. — Мы виноваты перед мориилем, мы его ни о чем не предупредили, вручив Око. Вот уж неудачный и нечестный дар. И, боюсь, уже поздно менять сделанное. Слушайте.

Хранительница вздохнула, ненадолго задумалась и стала рассказывать, бережно подбирая слова.

Риильшо был в мире всегда. Он — часть его природы. Он — беспокойная и непокорная, капризная и яростная, необузданная и гневливая половина души океана. Само разрушение, рядом с которым существует Сиирэл, созидание. Они не враги, они — две стороны единого океана.

Штормы перемешивают воду и наполняют ее воздухом для дыхания, намывают песок и стирают острые кромки гальки, обновляют берега, несут влагу сухим берегам, измученным жаждой. Они нужны. И они же уничтожают плодородие, губят острова и корабли, лишают людей крова, выбрасывают на берег морских жителей — умирать…

Иногда Риильшо или Сиирэл делят дар океана не поровну, кто-то слабеет, а кто-то вбирает все больше сил. Девять веков Сиирэл умирала. Дракон метался в безднах, пытаясь обрести полноту власти. Он рвался к поверхности, ревел и бился, порождая ужасные Волны. Не только здесь, на островах Древа, знают проклятие Волны. В неведомых тэльрам и оримэо дальних краях тоже смывает поселки и целые прибрежные города. Нерушимый свод бездны создала Сиирэл, это последнее, что она смогла сделать для мира, — удерживать дракона до поры до времени. Смерть богини или ее возрождение нарушили старое заклятие, морииль снял его окончательно, нырнув ко дну и вернувшись в мир людей. Дракон Риильшо рвет оковы сна, он взбешен заточением и накопил силы для того, чтобы разгуляться на воле.

Рассказ получился длинным. Тилл продолжали слушать, шагая от лодки к столам на пристани. Русалки шли действительно сами и достаточно уверенно, убедив Крида в подлинности легенды о загадочных гротах подводного мира, наполненных воздухом и светом. Ведь их глаза и солнышка не испугались!

Тилл смолкла, когда люди уже расселись, получив любезное согласие газура видеть их за его столом.

— Ага, поделом мне, — подвел итог Крид, поправляя хомут. — Полез куда не следовало. Обычное для меня состояние…

— О, лучше открыть свод прежде возрождения, — возразила русалка. — Сиирэл теперь очень слаба, ей нельзя встречаться с Риильшо, своей темной стороной. Зачем нам мстительная злопамятная богиня вместо нашей древней матери?

— Человек способен одолеть Риильшо? — шепотом уточнила Риоми.

— Не Риильшо безначального, а его воплощение, дракона вод, — ответила Тилл. — Да, и способен, и должен. Морииль не убивает дракона. Только лишает спинных глаз, наполненных безумием гнева Вечного. Слишком много очей — он испытывает боль, он страдает: его главные очи слепы. Рассудок спит, тело подчинено древнему гневу.

— А если всем миром одолеть? — задумался Парси.

— Один дракон и один морииль, — покачала головой Тилл. — Иначе Риильшо позовет Вечного, и станет намного хуже. Так уже случалось. Два дракона, потом три. Очень страшно. Даже мы, хранительница и стражи, можем лишь отвлекать. Риильшо не враг, он просто болен и благодарен своему помощнику… потом. Когда прозреет по-настоящему.