— Наверное, вам нужно пригласить адвоката.

— Вы не можете думать, что он сделал это! — воскликнула Нэн Мейден. — Он был дома. Почему, ради всего святого, вы не верите мне, хотя я говорю, что он был дома?

— Ты считаешь, что мне нужен адвокат? — спросил Мейден у Линли.

И оба они поняли, что на самом деле он спрашивает: «Хорошо ли ты знаешь меня, Томас?» И: «Ты веришь в то, что я тот, кем кажусь?»

Линли не мог ответить так, как хотелось Мейдену. Вместо этого он спросил:

— Почему вы попросили прислать для расследования именно меня? Когда позвонили в Ярд, почему вы назвали меня?

— Из-за твоих достоинств, — ответил Мейден. — Главным из них всегда была честь. Я знал, что могу положиться на честное расследование. Ты всегда поступаешь правильно. И если дойдет до этого, то ты сдержишь слово. Они обменялись долгими взглядами. Линли понял смысл сказанного. Но он побоялся выставить себя в глупом свете.

— Мы приближаемся к концу, Энди, — сказал он. — Не имеет значения, сдержу я в итоге слово или нет. Адвокат все равно потребуется.

— Мне он не нужен.

— Конечно, он тебе не нужен, — тихо поддержала его жена. — Ты ничего не сделал. И раз тебе нечего скрывать, то и адвокат тебе не нужен.

Энди вновь устремил взгляд на руки и продолжил массаж. Линли вышел из гостиной.

Поиски в Мейден-холле и его окрестностях продолжались еще час. Но по их завершении пятеро оставшихся констеблей не нашли ничего похожего на большой лук или его остатки, не нашли ни единого предмета, связанного со стрельбой из лука. Ханкен торчал под дождем, порывистый ветер взметал полы его плаща. Он дымил сигаретой, с мрачным видом изучая Мейден-холл, словно подозревал, что пропавший лук скрывается прямо в толще известнякового фасада. Члены поисковой группы ждали дальнейших распоряжений с поникшими плечами, у всех насквозь промокли волосы, а на ресницах блестели дождевые капли. Безуспешную попытку Ханкена найти улики Линли воспринял как оправдание. Если бы местный инспектор высказал предположение, что Энди Мейден, как подозреваемый в убийстве, избавился от всех связанных со стрельбой из лука вещей — даже не зная, кстати говоря, что полиция связывает одно из двух убийств со стрельбой из лука, — то Линли был готов сражаться на этом фронте. Ни один убийца не в силах предусмотреть всего на свете. Даже если убийца — полицейский, то и он может совершить ошибку, которая рано или поздно выдаст его.

Линли сказал:

— Поехали в Бротон-мэнор, Питер. Команда у нас уже есть, и получение второго ордера не займет много времени.

Ханкен встрепенулся и приказал своим парням:

— Возвращайтесь в участок. — И когда констебли удалились, обратился к Линли: — Мне нужно просмотреть ваш отчет по делам Особого отдела. Тот, что составил один из ваших сотрудников в Лондоне.

— Не думаете же вы, что это все-таки убийство из мести? По крайней мере, оно точно не связано с прошлой работой Энди.

— Не уверен, — сказал Ханкен. — Но у нашего подозреваемого богатое прошлое, и он мог воспользоваться им так, как мы пока даже не догадывались.

— Как?

— Подыскать того, кто с удовольствием сделает за него грязную работенку. Поехали, инспектор. На мой взгляд, пора заглянуть в регистрационный журнал гостиницы «Черный ангел».

Хотя обыск проводился крайне тщательно, полицейские довольно осторожно обращались с личным имуществом служащих и с мебелью Мейден-холла. В свое время Энди Мейдену доводилось видеть куда более разрушительные обыски, и он попытался найти утешение в том, что его собратья-полицейские не разгромили его жилище. И все-таки пришлось заново приводить отель в порядок. После ухода полиции Энди, его жена и их персонал занялись уборкой.

Энди порадовало, что его жена согласилась с таким разумным планом действий. Благодаря этому они разошлись по разным комнатам. Его страшно огорчало то, что приходится пока отстраняться от нее. Он знал, что она нуждается в его внимании, но после отъезда полиции Энди вдруг отчаянно захотелось побыть одному. Нужно было подумать. И он понимал, что не сможет думать ни о чем, если рядом с ним будет Нэнси, замещая свое горе бесплодными и всепоглощающими попытками облегчить его участь. Меньше всего он сейчас нуждался в заботе жены. Дела зашли слишком далеко.

Энди осознал, что колесо судьбы, оборвавшее жизнь Николь, уже готово уничтожить их обоих. Он мог защитить Нэн от него, пока шло расследование, но не представлял, что будет, когда полиция произведет арест. То, что ждать конца расследования осталось совсем не долго, было вполне ясно из короткого разговора с Линли. А совет Томми обратиться за помощью к адвокату отчетливо показал Энди, какой следующий шаг собираются сделать эти детективы.

Энди считал Томми надежным человеком. Но многого ли можно требовать от надежного человека? Если предел возможностей такого надежного человека достигнут, то остается надеяться только на самого себя.

Такого же принципа придерживалась и его дочь. В ее ненасытном стремлении следовать по пути своих самых разнообразных сиюминутных капризов она всегда рассчитывала только на себя, пока ее не совратили с избранного пути.

Энди давно понял, что жизненные стремления его дочери выражались крайне просто. Она знала, что сбережения ее родителей предназначены исключительно на приобретение загородного дома и на поддержание расточительного образа жизни отца Энди, которому не хватало собственной пенсии. И не раз, особенно после отказа родителей дать ей денег на очередную прихоть, она заявляла, что готова на что угодно, лишь бы ей не пришлось экономить, ограничивать себя и отказываться от простых удовольствий, чтобы не пришлось потратить лучшие годы, тоскливо ставя заплаты на простыни и наволочки, заменяя воротнички на рубашках и штопая носки. «Тебе лучше не рассчитывать, папуля, что ты станешь дедушкой, — не раз говорила Николь. — Потому что я намерена тратить все свои денежки исключительно на себя».

Однако ее поведением руководила вовсе не жадность. Скорее казалось, что многообразием материальных ценностей она стремится заполнить огромную пустоту, образовавшуюся в ее сердце. Сколько раз он пытался объяснить ей свойственную человеку дилемму: мы рождены родителями и живем в семье, поэтому имеем родственные связи, но в сущности своей мы остаемся одинокими. Наше первобытное чувство одиночества порождает внутреннюю пустоту. А пустоту эту можно заполнить только посредством духовного роста. «Понятно, но мне хочется мотоцикл», — отвечала она, как будто он даже не пытался только что объяснить ей, почему приобретение мотоцикла не успокоит дух, единственной потребностью которого является неизбывная жажда самоутверждения. Ответы бывали разными: то ей хотелось гитару или золотые серьги, то путешествие в Испанию или модную машину. «И если у нас есть деньги, то я не понимаю, почему мы не можем потратить их на удовольствия. Что бывает с духом у тех людей, которые могут позволить себе купить мотоцикл, папа? Ведь даже при всем желании я не могла бы потратить деньги на мой дух. Тогда что же мне делать с деньгами, если я когда-нибудь заработаю их? Выбросить, что ли?» И она начинала перечислять людей, чьи достижения или положение обеспечивались изрядными запасами денежной наличности: королевская семья, знаменитые артисты, промышленные магнаты и антрепренеры. «Все они владеют домами, машинами, яхтами и самолетами, папа, — говорила она. — И при этом им совершенно не одиноко. Я бы сказала, что они совсем не похожи на людей, которые пресытились роскошной жизнью и ощущают ужасную внутреннюю пустоту». Когда Николь чего-то хотела, то могла быть на редкость убедительной, и никаких его слов не хватало, чтобы объяснить ей, что она видит лишь внешние атрибуты жизни тех людей, которыми так восхищается. Их внутренний мир — и их чувства — никому, кроме них самих, не известны. А добиваясь покупки желанной вещи, она не могла уразуметь, что удовлетворение от этого длится очень недолго. Ее видение было затемнено стремлением к очередному объекту, который, как она полагала, успокоит ее душу.