– Вот как? – переспросил принц. – Признаться, я полагал, что вам заплатили.

– Заплатили, – щека генерала дернулась, – как водовозу или огороднику. Подлые язычники, оскорбляющие Создателя самим своим существованием, вели себя с талигойским дворянином как с жалким наемником.

– Вы бы перешли на нашу сторону, если б не гоганы? – в лоб спросил Робер.

– Нет, – твердо сказал Люра, – ни в коем случае. Леопольд Манрик и Фердинанд Оллар меня полностью устраивали. С ними можно было иметь дело. Да, когда меня заменили на Лионеля Савиньяка, я расстроился, но потом все обернулось к лучшему. При кансилльере-«навознике» я стал графом, меня ждали невеста, неплохой майорат и маршальская перевязь. Разумеется, я собирался честно служить своему покровителю – в некоторых случаях это разумнее всего.

Робер с наслаждением разрядил бы пистолет в жесткое моложавое лицо, но Люра был прав – они скованы одной цепью. Если прикончить этого мерзавца, его подручные прикончат его высочество Альдо Ракана и его незадачливого маршала на месте.

– Генерал, – Иноходец положил свой пистолет на колени и улыбнулся, – раз у нас вечер признаний, расскажите, как вы стали графом Мараном?

– Это было забавно, – Маран достал изящную флягу с гербами. – Ваше высочество, герцог, не желаете выпить?

– Пейте, я не хочу, – пожал плечами Альдо. Он был бледен, как изваяние, и Робер вдруг испугался, что у сюзерена открылась рана. Он связался с этой проклятой арой, а потом нарушил слово, кто знает, чем это грозит.

– А вы, герцог? – Люра прямо-таки источал дружелюбие.

– Благодарю вас, – спокойно произнес Робер, – я с удовольствием выпью.

– Прошу вас, – предатель с легким поклоном протянул флягу, кажется, он был удивлен. – Как вы знаете, в Эпинэ начались неприятности. Это очень огорчало обер-прокурора и радовало кансилльера. Вы знаете, что после восстания Эгмонта «медведи» и «фламинго» поделили имущество мятежников? Вам наверняка неприятно это слышать, но что было, то было. Сестра Жоана Колиньяра вышла замуж за Альбина Марана, но, согласитесь, превратиться из герцогини в графиню не очень весело.

– Я знаю, чего хотели Мараны, – перебил Робер, возвращая генералу его касеру, – благодарю вас.

– Здоровье Повелителя Молний! – генерал нехорошо усмехнулся. – Манрик тоже кое-чего хотел. Ему был нужен Надор, и господа «навозники» заключили союз.

– Надор?! – Люра – мерзавец, но мерзавцы знают и понимают больше других. – Зачем?!

– Тессорий немного посчитал и пришел к выводу, что вотчине Окделлов для процветания не хватает больших денег и умной головы. Гаунау не плодороднее Надора, а Дриксен не южнее. Три границы, мрамор, стеклянный песок, лес, пастбища, невыращенный лен, неостриженные овцы и непроходимая тупость Повелителей Скал, не желающих вылезать из прошлого… Леопольд Манрик решил взять дело в свои руки. Не удивляйтесь моей осведомленности, я тоже собирался осесть на севере.

– Господин Люра, – Альдо по-прежнему не улыбался, – вы отвлеклись…

– Разве? А мне казалось, герцог Эпинэ живо заинтересовался возможностями Надора. Что ж, вернемся на юг. Общими усилиями Манриков и Колиньяров губернатором провинции сделали Сабве. Он быстро понял, что в семи из одиннадцати графств ему ловить нечего, зато в четырех порезвился на славу, но я опять рискую отвлечься.

– А вы не отвлекайтесь, – отрезал Альдо. – Нужно решить все сразу и навсегда. Чего вы ждете от нашего разговора?

Генерал Симон Люра улыбнулся:

– Того, чего я лишился из-за гоганских чернокнижников. Маршальской перевязи, графского титула и майората. На девицу Маран и владения в Эпинэ я, разумеется, больше не претендую.

«La Dame des Deniers & Le Quatre des Bâtons & Le Cinq des Êpêes»[116]

1

Луиза отрезала кусочек белого мяса, наколола на вилку и отправила в рот. Есть на людях она терпеть не могла, но его величество пожелал, чтобы госпожа Арамона ужинала за его столом, и она ужинала, предварительно проглотив пару ломтей хлеба с мясом, чтобы со своими аппетитами не казаться ызаргом в стае морискилл.

Морискиллы, впрочем, были еще теми пташками: здоровенные генералы и сановники церемонно отщипывали кусочки хлеба, обгладывали крохотные перепелиные крылышки и по глоточку смаковали легкое вино. Как человек ел только Фердинанд, остальные маялись дурью, корча из себя нечто бестелесное.

Госпожа Арамона проглотила слюну и как могла изящно откромсала еще один ломтик. Это ее последний ужин во дворце, в крайнем случае предпоследний. Завтра вернется Хуан, и они решат, что делать. Вернее, что делать, понятно – бежать в Алвасете и чем скорей, тем лучше. Не виси на ней Айрис с Селиной, Луиза бы наплевала на здравый смысл и осталась в Олларии. Насиловать такую красотку никто не станет даже спьяну, а долги надо отдавать. Мерзко бросать короля, объявившего уродливой мещанке, что у нее сердце герцогини. Знал бы бедняга, что перед ним – подсадная кошка, которая спит и видит вцепиться его драгоценной Катари в хитрющую морду!

Капитанша со злостью осушила бокал, и это было ошибкой. Рассчитывать, что сидящий рядом герцог Придд нальет даме вина, не приходилось. Юный «спрут», выпущенный из Багерлее в один день с королевой, видел только Катарину, сидевшую над тарелкой, словно над житием очередного святого. Твари закатные! Детей увезли, мятежники за Данаром пешком ходят, а она сидит, смотрит, как муж себя гробит, и ничего не делает! Можно подумать, на Совете Меча с Манриками святая Октавия сцепилась!

В то, что страдалица не замечает влюбленного осла, Луиза не верила. Такое разве что Селина проморгает. Или Фердинанд. У Луизы прямо-таки руки чесались стукнуть его величество по голове, сунуть в мешок и утащить в Кэналлоа к морским звездам…

– Сударыня, вина?

Маркиз Фарнэби, мерзость-то какая! Старый греховодник заглядывается на дочь и обхаживает мать. Хорошо хоть, юных девиц не приглашают за королевский стол. Нашей горлинке другие голубки не нужны, то ли дело вороны да куры!

– Благодарю, вас. Немного красного.

Хорошо бы выплеснуть бокал в морду милейшего маркиза, но в уме этой скотине не откажешь. Фарнэби среди новых любимцев Фердинанда самый умный, и он иногда говорит королю правду. В отличие от Кракла с Вускердом. Жаль, сегодня нет рыбы, если каждый вечер подавать карпа, рано или поздно какой-нибудь болтун подавится. А больше всех у нас говорит кансилльер, даже больше обер-прокурора.

– Дворяне Талига, – Фердинанд отложил салфетку и поднялся с бокалом в руке, – здоровье ее величества и всех присутствующих дам. Виват!

Первым, разумеется, вскочил Валентин Придд. Герцог носил траур по погибшим родичам, который ему удивительно шел. Катарина вздрогнула, растерянно оглядела пьющих за нее мужчин, задержала взгляд на юном красавце в черном и фиолетовом, торопливо отхлебнула вина, еще разок дернулась, слегка закашлялась и уставилась на скатерть. Теперь Валентин точно ночью спать не будет, остается надеяться, что новый Повелитель Волн будет верен Олларам. Так же, как Генри Рокслей, в одночасье ставший из узника маршалом и комендантом Олларии.