– На обратном пути наша машина попала в аварию. Моих ребят отвезли в госпиталь. Там они и лежат до сих пор.

– А русский?

– Его забрали бравые парни из комендатуры. Ты уж извини, но у меня хватает забот и без него. Да и вряд ли он дожил бы до допроса. Ребята говорили, что был совсем плох.

– То есть ты советуешь мне позвонить в комендатуру?

– Скорее уж в приемную господа бога! Думаю, что там тебе намного быстрее, а главное – точнее расскажут о том, в каком именно котле преисподней он сейчас греет кости…

Сегодня у нас началось наконец какое-то движение. С утра на краю котловины нарисовался какой-то тип с рупором в руке. Подчиняясь его командам, мы все выстроились в дальнем от него крае нашей ямы. С дороги сошло вниз несколько таких же, как и он, типов с полицейскими повязками. С собой они притащили несколько столов и табуретки. Расставили столы в линию, уселись – и началось.

Нас заставили по одному подходить к столам, и там производился опрос. После этого опрошенные бойцы уже не возвращались назад, а отходили метров на двести в сторону, где им и было приказано строиться. Интересно, что они там выспрашивают? Ничего, очередь дойдет, узнаю все сам.

Это произошло приблизительно через полтора часа. Подойдя к столу, я оказался перед немолодым уже дядькой. Очки с круглыми стеклами придавали ему вид сельского учителя. Правда, в сочетании с полицейской повязкой это вызывало у меня странные ассоциации. На столе лежала толстая амбарная книга, в которую он что-то записывал.

– Фамилия, имя, отчество? – спросил он, не поднимая головы.

– Леонов, Александр Павлович. – Врать было бессмысленно, красноармейской книжки у меня не было. Скорее всего, ее забрали немцы. Так или иначе, но такую нестыковку они могут заметить. Да и правда мне ничем сейчас не грозила. Ничем особенным Леонов перед немцами не знаменит, выделять его среди прочих им незачем. И не за что.

– Год рождения?

– Тысяча девятьсот первый.

– Коммунист?

– Что? А… нет. Я же из штрафников…

– Отвечайте на вопрос!

– Нет. Я не член партии. В комсомоле тоже не состоял.

– Звание? Воинская часть?

– Красноармеец. Восемьдесят вторая отдельная штрафная рота.

Впервые он поднял голову и посмотрел на меня. В его глазах возник интерес.

– За что попали в штрафники?

– Командиру в рыло двинул.

– Хм! – Он сделал какую-то пометку в книге.

– Как попали в плен?

– Не помню. Был контужен разрывом.

– Да? Откуда ранения?

– Да от разрыва от этого, откуда ж еще?

– Повернитесь!

Я повернулся спиной, и он с сомнением осмотрел раны, не прикасаясь ко мне руками.

– Ранения пулевые?

– Нет. Что-то по касательной по спине проехалось. Руку вот обжег…

– Когда в плен попали?

– Восемнадцатого августа. Нас в атаку бросили, тогда меня и контузило.

– Кем были до армии?

Что ему соврать? Что я могу делать такого, что бы не вызвало сомнений у окружающих? Морду могу качественно набить, только дайте! Хотя… тут таких желающих – человек семьсот. Не прокатит. Надо что-то другое придумать.

– Машину водить могу. По плотницкой части умею.

– А чего тогда в пехоте, если шофер?

Вот въедливый какой отыскался!

– Так штрафных шоферских подразделений нет еще.

– Ладно. Проверим!

Интересно, каким образом? Запрос пошлют? Хотел бы я его почитать…

После окончания опроса я отошел к группе тех, кто эту процедуру уже прошел. Перекинулся парой слов. Немцы на этот раз не препятствовали собираться группами более трех человек. Вот народ и спешил обменяться мнениями, используя эту возможность. Надо сказать, что общее настроение несколько повысилось. Появилась хоть какая-то, но перспектива. У людей, приговоренных к смерти, анкетные данные не выясняют.

Закончив перепись, полицаи собрали манатки и удалились. Давешний тип с рупором проорал сверху запрещение стоять толпой, и пленные быстро разошлись по котловине. Кроме очередной кормежки, сегодня более ничего не происходило.

– У аппарата ефрейтор Хашке!

– Это майор Роммер. Начальник станции Веденеево. Мне нужен ваш командир!

– Одну минуту, герр гауптман! Сейчас позову его к телефону.

– Лейтенант Коссовски у аппарата! Слушаю вас, герр майор!

– Лейтенант, мне нужна ваша помощь. Немедленно!

– Э-э-э, простите, герр майор, но чем я могу помочь вам?

– На станции пожар. Горит эшелон с боеприпасами. Мне нужно, чтобы вы подняли своих дармоедов. Сколько их там у вас? Пятьсот, шестьсот, больше? Пусть они потушат пожар!

– Но, герр майор, я не имею права. Я не могу выводить пленных из лагеря!

– Я знаю, лейтенант, что вы можете и что нет. Повторяю, мне нужна срочная, вы слышите, срочная помощь!

– Извините меня, герр майор, но…

– Я знаю, лейтенант, что вы мне не подчинены. Знаю. Но я могу позвонить своему начальству, а уже оно в свою очередь позвонит вашему. Не думаю, чтобы ваше руководство высказало вам благодарность. Помимо всего прочего, я ведь могу и пересмотреть нашу договоренность. О снабжении вашего объекта продовольствием. Мне просто неоткуда будет его брать.

– Но, герр майор, у меня всего двадцать восемь солдат! Этого недостаточно, чтобы отконвоировать почти семьсот человек!

– Об этом я подумал. Рядом со станцией расквартирован пехотный батальон. По моей просьбе его командир вышлет в ваше распоряжение роту солдат на бронетранспортерах и взвод мотоциклистов. Они будут у вас уже через полчаса. Не подведите меня, лейтенант!

– Вы можете быть уверены, герр майор, я сделаю все, что в моих силах!

Что-то произошло у немцев. Какой-то гул послышался вдали, почти на пределе слышимости. Гул этот был мне знаком. Разрывы? Может быть… Через некоторое время наверху вдруг возникла суета, забегали солдаты. Послышался рев двигателей, подходила техника. Состояние немцев каким-то образом передалось вниз, и народ вокруг слегка напрягся. И без того негромкие разговоры стихли. На краю обрыва появился полицай с рупором.