– Сдаётся мне, мало такого, о чём вы не знаете, сэр, – усмехнулась миссис Бил. – Ладно. Беги. А лежит она на каминной полке. Рядом с банкой для чая, на которой картинка есть. Такая красная книга. Только случайно не забери «Материалы уэслианской конференции»[130]. Они рядом лежат.

Накинув плащ, Освальд прошлёпал по грязи к дому миссис Бил, подобрался к бочке для сбора дождевой воды и поднял незакреплённую плитку дорожки. Забрав из-под неё ключ, он без труда отыскал книгу. Обещание ничего не трогать помешало ему устроить для миссис Бил хотя бы маленькую забавную ловушку из тех, что человека не обидят, а просто чуть-чуть развлекут своей внезапностью, когда он возвратится после работы домой.

Бо`льшую часть того дня мы провели в попытках определить свои судьбы при помощи хитрого метода, изобретённого якобы великим императором Наполеоном. Для этого предлагалось пользоваться либо игральными картами, либо собственными снами, но правила их толкования были такими замысловатыми и так плохо удерживались памятью, что приходилось снова и снова справляться с книгой. По сей причине вперёд мы продвигались со скрипом, до изнурения медленно.

Вдобавок выяснилось, что Ноэлю снятся до жути длинные и запутанные сны. Пересказ их утомлял нас прежде, чем сновидец уставал их излагать. При этом он клялся и божился, что всё это, до последней малости, действительно ему снилось, и автор надеется, что Ноэль не врал.

Вечером, отходя ко сну, каждый из нас от всей души пожелал увидеть такое, о чём мы сможем прочесть в книге, но никто ничего подобного не увидел.

А наутро небеса по-прежнему изливались дождём, и Элис сказала:

– Давайте-ка, если небо когда-нибудь снова расчистится, станем цыганами. Будем расхаживать в такой же пёстрой одежде по деревням и предсказывать людям будущее. Если позволите мне взять книгу Наполеона до конца дня, я постараюсь заучить из неё наизусть побольше всего таинственного и загадочного, чтобы у нас получилось. А цыганкам за это обычно серебрят ручку.

Дикки немедленно обвинил её в хитрой уловке с целью единолично завладеть книгой, но Освальд его окоротил:

– Разрешим ей попробовать, но с оговоркой. Сперва она получит книгу только на час, после чего подвергнется экзаменовке. Вот тут-то нам и станет ясно, сколько и чего она запомнила.

Так мы и сделали, а сами, пока сестра, заткнув пальцами уши, зазубривала слова из книги, принялись обсуждать, что носят цыгане.

А потом мы пошли посмотреть, сможем ли найти что-нибудь для переодевания в чистеньком и аккуратном доме мисс Сендел. Любопытная Элис пошла за нами, и никакой экзаменовки, конечно, не было.

Мы обследовали шкафы и ящики комода в комнате мисс Сендел, но всё там хранившееся было либо серым, либо коричневым и никак не годилось для детей солнечного юга. Вот такой отпечаток наложила на весь гардероб простая и полная высокой духовности жизнь. К тому же на светло-сером фоне сразу бросается в глаза любое, самое мелкое пятнышко, которые неизбежно возникнут, если вы наденете вещь.

Почти отчаявшись, мы обшарили ящики во всех остальных комнатах, но обнаружили там лишь простыни, скатерти и ещё больше серой или коричневой одежды.

В сердцах наших трепетал последний проблеск надежды, когда мы поднялись на чердак. Слуги обычно одеваются ярче, и вещи их подходят для разных переодеваний. Мисс Сендел, правда, обходилась без прислуги, но, может, когда-то у неё была служанка и, вполне вероятно, что-нибудь забыла. Такое предположение возникло у Доры, и она добавила:

– Если и на чердаке вы ничего не найдёте, вам придётся смириться с мыслью, что это судьба и делать такого не надо. К тому же совершенно уверена: за предсказание будущего нам угрожает тюрьма.

– Если мы станем цыганами, то не угрожает, – уверенно возразил ей Ноэль. – Убеждён, что им такие вещи дозволяются, и судьи тут бессильны.

Мы рассыпались по чердаку. Он оказался таким же голым и аккуратным, как весь остальной дом, но там стояло несколько коробов. Мы начали с самого маленького. Внутри лежали старые письма, и нам оставалось лишь снова закрыть его. Второй был наполнен книгами. А в последнем лежало что-то прикрытое чистым полотенцем, и, едва сняв его, мы восторженно выдохнули: «Ах-х!»

Прямо сверху обнаружилось нечто алое, густо расшитое золотом, похожее на китайский кафтан, как выяснилось, когда мы его развернули. Вытащив алое одеяние, мы положили его на пол поверх полотенца, и тут содержимое короба предстало перед нами в своём полном великолепии. Там были накидки и платья. Юбки и платки. Всех цветов радуги, до того ярких, будто в выборе их принимала участие сама семицветная небесная дуга. Из прекрасного шёлка и других превосходных материалов. С вышивкой шёлком. А ещё – целые связки бус и множество прочих прекрасных украшений. Похоже, предположили мы, мисс Сендел очень любила красивые вещи, когда была помоложе или побогаче.

– Ну теперь-то никакой цыган с нами не сравнится, – радостно воскликнул Освальд.

– Ты думаешь, мы имеем право взять это без спросу? – вклинилась Дора.

– Конечно же нет, – с издёвкой откликнулся Освальд. – Мы должны прежде ей написать: «Послушайте-ка, мисс Сендел, мы знаем, какая вы бедная, и решили стать цыганами, чтобы добыть для вас денег. Так вот нельзя ли нам с этой целью взять ваши вещи?» Вперёд, Дора! Иди и пиши такое письмо.

– Я только спросила, – смутилась она.

Мы начали примерять одежду. Часть её оказалась слишком нарядной для наших планов. Например, вечерние платья. Но и вполне подходящего набралось достаточно, чтобы удовлетворить наши цыганские потребности.

Освальд, в белой рубашке и фланелевых брюках, обмотал вокруг талии кирпичного цвета шарф, а другой, зелёный, накрутил на голову в виде тюрбана, который зафиксировал блестящей брошкой с розовыми камнями, и вид у него стал как у мавританского тореадора.

Дикки достался тот самый ало-золотой кафтан, который пришёлся ему впору, после того как Дора его укоротила, прихватив подол несколькими стёжками.

Элис выбрала синюю юбку с вышивкой в виде павлиньих перьев и чёрно-жёлтый, очень короткий лиф, а голову повязала жёлтым шёлковым платком, точно так, как это делают итальянские крестьянки, а ещё один платочек, поменьше, завязала на шее.

Дора облачилась в зелёную юбку, а платки у неё были один зелёный, а другой – розовый.

Ноэль категорически пожелал накрутить два из выданных ему платков, зелёный и жёлтый, себе на ноги в виде обмоток, красным платком подпоясался, воткнул в собственную велосипедную кепку страусиное перо и объявил, что он теперь бард-трубадур.

Г. О. смог втиснуться в дамскую блузку из шёлка мышиного