Валерия снова затянулась, потом продолжила:

– У Антона же всё по-особому было. К подъезду авто никогда не требовал. Придёт в свой дворец-гараж, погуляет там, выберет себе тачку, как девочку на ночь – всякий раз другую, под настроение, шофер только садился, куда говорят. Какие-то суеверия – на одних ездил на переговоры, на других – в баню, на третьих – в Расков. Ну, что теперь… Водила на месте погиб. От Антона только куски собрали. Не могли понять, где он, где шофёр.

Соня в ужасе зажмурилась.

– А Митя как спасся?

– Чудом. Правда, чудом. Говорит, уже сели, а у отца телефон зазвонил. Антон сделал Димке знак – мол, выйди, не слушай; Калюжный никогда при сыне дела не обсуждал. Тот и отправился на улицу покурить. Уже дверь открывал, когда взрыв раздался, его взрывной волной отбросило. В сознание только в больнице пришёл – болевой шок.

Соня слушала и словно видела всё сама: просторный гараж, чёрный автомобиль, Калюжный. Вот Митя открывает дверцу, вылезает и медленно идёт к воротам, приостановившись, достаёт сигарету… Быстрее, пожалуйста, ну быстрее же! Только успей, успей…

Она сжимала трубку так, словно пыталась раздавить. Осталась одна секунда, какая-то доля секунды – и может быть поздно… ещё полмгновенья, и…

Сердце у неё оборвалось, точно взрыв произошёл где-то внутри, но тотчас взлетело от невозможного счастья: ужас был настоящим, избавление – нереальным. И всё-таки Митя спасён – Валерия права, одним только чудом, невероятным чудом, милостивой рукой провидения. Пожалуй, только сейчас Соня осознала всё и разом – хотя до сих пор и не поверила. Но этого хватило, чтобы вознести про себя самую горячую молитву, на которую она была способна. «Господи… спасибо… спасибо… Спасибо Тебе!»

– Как мне попасть к нему – там пускают? Какая палата?

Соня уже бегала с телефоном по квартире, соображая, где скинула туфли и куда бросила сумку.

На другом конце трубки наступило молчание. Соня испуганно замерла в коридоре.

– Валерия Юрьевна, ну пожалуйста! Ответьте… Алло…

– Девочка, – с решительной ноткой начала тётка, – ты-то туда не суйся. Ты что? Зачем?

– Как – зачем? – обомлела Соня.

– У Димки жена есть, забыла?

Жена? Соня и правда, про Наташу совсем забыла, даром только что говорил Женя. А ведь она наверняка постоянно сидит с Митей в палате.

– Она приехала? Она – там?

– Ну, не знаю. Вроде пока нет… – неопределённо ответила Валерия.

Наташа не приехала, не прилетела к нему? Соня ничего не понимала. При всей её неприязни к Митиной так называемой жене, одно было неоспоримо – та его любит. Но что это меняет, почему надо думать о ней теперь? Какая разница Соне, кто ещё смеет любить её мужа?

Внезапно она ощутила дикую злость. Они всё ещё играют в свои игры, но ей-то – ей уже не до этого. Всё предельно ясно, больше никаких пряток, никакой лжи. Пора всё расставить по местам. Теперь никто не сможет ей помешать, никто не остановит! Растерянность прошла, Соня почувствовала, что к ней возвращаются силы.

– Валерия Юрьевна, – отчеканила она. – У Димы одна единственная жена. Это я. И он это знает. Я всё равно к нему попаду, не хотите помочь – не надо.

Валерия молчала. Соня не знала, как это понимать, она уже готовилась первая положить трубку, но тётка вдруг вымолвила:

– Не спеши. Без моего или Валькиного звонка тебя всё равно не пустят. Димка сейчас в депрессняке страшном. Разговаривать с ним невозможно. Он и себя разрушает, и на других отыгрывается – Валька на стенку лезет. Ещё больше на отца стал похож. Я один раз ходила, больше не пойду, – она откашлялась. – Я, конечно, ему родня, мне его жалко до слёз. Но, как ни больно говорить… Кончился наш Димка. Антон и себя угробил, и сына тоже. Дела Антона вести теперь некому. Валька всё распродает. И то верно – лучше им отсюда бежать, все от них отвернулись, все предали. Тот, кто в этом заинтересован, дожмёт. Ясно? Но по телефону незачем, поняла?

– Вы можете позвонить в больницу? – перебила Соня. – Мне надо успеть, до скольких там пускают? Какой у него номер палаты?

– Да ты не врубаешься, что ли? – рассердилась тётка. – Ничего у вас больше не выйдет. Нищие не должны быть ещё и больными. Ни тебе это не нужно, ни ему.

– Антон Калюжный умер богатеньким и здоровым. Валерия Юрьевна, мне надо туда!

– Ненавижу таких героинь, – Валерия, кажется, затушила бычок о пепельницу. – Или сбегут через два дня, сдуются, или ходят с такой кислой миной и по сторонам поглядывают – глядите, чем я пожертвовала! Не пойму я тебя. Вот честно, скажи, оно тебе надо?

– Да это я не пойму… вы о ком заботитесь? Обо мне, о Наташе, о Мите? Вам-то какое дело?

– Просто я объективна. И опыта побольше твоего.

Соня притоптывала от нетерпения – пора бежать! Она из последних сил сдерживалась, чтобы не заорать… Но – нельзя. А то Валерия сделает так, что её не пустят к Мите.

– Прошу вас! – взмолилась Соня. – Ничем я не жертвую!

Я не могу без него – пыталась, но не могу.

– Значит, лишь бы заполучить – в каком виде, неважно?

– Я просто люблю его… и он… он из-за меня… это я виновата, что у него депрессия! Вы же всё про нас знаете! Сами же ему рассказывали обо мне… Анькин телефон давали!

– Дала, чтобы успокоился. Мальчик совестливый, переживал. Но будь же ты реалистом: да, был у вас романчик. Но сколько времени прошло? Пойми, девочка, он до тебя таких сотню имел, и после – не меньше. Он в столице жил, другую жизнь видел. И депрессняк у него не из-за тебя – разуй глаза! Он калекой стал. Это же катастрофа – для молодого-то парня, двадцать шесть лет! Мужик без руки. Правой! Без сопровождающего по улице не пройдёт – видит плохо. Представь и сама подумай, надо ли ему, чтобы одна из его бывших вдруг заявилась? У него самолюбие больное. Навестить ей захотелось! Нужны ему твои апельсины!

– Какие глупости… Я не одна из бывших… и не навестить! А вы… Наверное, это вы все… своим отношением показываете… что с ним что-то ужасное! Могло быть гораздо хуже! Люди живут и без ног, и без глаз, и…

– Сравнила! Вспомни нашего мальчика! Какой он был? Девки сами в штабеля укладывались, по нему сохли. Про деньги молчу, а кроме того – умница, красавец! Сама, небось, тоже на внешность запала?

– Нет!

Это была сущая правда. Митина внешность – да, она притягивала её, но могла и оттолкнуть, если бы не его полный искренности взгляд, его страстное чувство, и, как это ни банально – близкая, родная душа. Но – что объяснять?..

– Ну, конечно! – усмехнулась тётка. – А теперь представь, что он никому больше не интересен, не нужен. Сидит и сам себя жалеет.

Соня уже с трудом выносила её голос. Время, драгоценное время!

– Мне он интересен и нужен. Любой. Пустите меня, пожалуйста…