– Скоро ты? – окликнул младший из полицейских.

Никто не ответил.

– Должно, сбежал, – сказал старший громко, чтобы скрывшийся Пасква его услышал, – снимут теперь у меня сержантские нашивки.

– Не искать же его в лесу, – ответил младший.

Потом они сели на свои места в карете-фургоне и отбыли для подробного доклада в Город. Все в точности соответствовало приказу начальства. А приказы не обсуждаются.

В моей задаче «мат в два хода» первый ход был сделан. Оставался второй.

Куда бежал Пасква? В Вудвилль? Нет, конечно. Слишком далеко. В лесную глушь? Едва ли. Там можно встретить и голодного волка и дикого кабана, да и ночевка где-нибудь в земляной норе без еды и водки – не перспектива для Пасквы. К Реке? Тоже не резон. Нарвешься на рыбаков, охраняющих сети и лодки, рыбацких или пастушьих собак. Ближе всего Город, а на «дне» его всегда найдется местечко, где встретят, накормят, напоят и спрячут. Значит, к утру Пасква должен быть уже в Городе, и следовательно, мой разговор с Мердоком можно отложить до утра.

Вернувшись ночью от Бойля – похоже, эти ночные встречи становятся для меня нормой, – я уже не ложусь спать – жду открытия бара, чтобы заказать завтрак. Но заказывать его не приходится. Появляется, как обычно без стука, Мартин с пачкой газет под мышкой и в сопровождении официанта, несущего традиционный завтрак на двоих – бекон, яичницу и яблочный сок.

Пока я просматриваю газеты, Мартин молчит, ожидая моей реакции. Все газеты полны сообщениями о сенсационной находке двух тонн серебра. Почти дословно повторялось интервью Бойля. Корреспонденты спрашивали, Бойль отвечал.

«– Вы уверены, что это то самое серебро?

– Конечно. В Городском банке проверили число слитков и общий их вес. Все сходится. Вызванный нами представитель сильвервилльского казначейства тоже опознал слитки и ящики. Именно их и погрузили тогда в трюм „Гекльберри Финна“.

– И вывезли с построенной специально пристани в лесную хижину?

– Несомненно.

– Где находится хижина?

– В нескольких десятках километров от Вудвилля, в глуши прибрежных лесов. Взгляните на карту. Хижина помечена крестиком. Вот она».

Здесь газеты дали фотографию – сплошное черное пятно, белая нитка Реки, кружочек с надписью «Вудвилль» и в трех сантиметрах от него белый крестик.

«– Кому принадлежит хижина?

– Выясняем. Она необитаема.

– А что говорят окрестные фермеры?

– Ничего. Они и не забирались в эти дебри.

– Но кто-нибудь знал о ней?

– Охотники. Один из них даже стучался в ворота, хотел переночевать, но никто ему не ответил. А перелезть через высокий бревенчатый забор он не решился.

– Кто он? Назовите имя и адрес.

– Пока не могу. Следствие не закончено.

– Но каким образом вы догадались, что серебро находится именно там?

– Мы искали долго – в Ойлере, Сильвервилле, Вудвилле и в прибрежных фермерских и рыбацких поселках, перерыли все городское „дно“. Допросили сотни людей и в конце концов пришли к такому выводу.

– Значит, предстоит еще найти виновников кражи?

– Сейчас этим занимаемся. А главное уже сделано. Серебро найдено – все целиком.

– Общественность это оценит, мистер Бойль.

– Благодарю вас, джентльмены».

Нигде не называлось имя Пасквы: о преступлении в «Аполло» уже забыли, а с серебром, найденным в лесной хижине, Бойль умышленно его не связал. Не сообщил он и о ночном побеге Пасквы и об арестованных четырех «пистолетниках». Газеты только вскользь замечали, что следствие по делу о похищении слитков еще продолжается и вскоре все преступники будут разоблачены и взяты под стражу. В сущности, газетные комментарии сводились к панегирикам Бойлю – ему одному приписывались честь и слава победителя, вернувшего Городу украденное у него богатство. Ни о нашем письме к Стилу, ни обо мне, передавшем это письмо комиссару, даже не упоминалось: Бойль и Уэнделл сдержали слово.

– Паскву выпустили. Сегодня ночью, – говорю я.

– Просто выпустили?

– Без объяснений. Сейчас он, наверное, уже в Городе.

Я рассказываю Мартину о своих беседах с Бойлем и Уэнделлом.

– Большим человеком становишься, – иронически замечает он. – Что будешь делать?

– Для начала условлюсь о срочной встрече с Мердоком. Поведаю ему о Паскве все, как задумали.

– А потом?

– Будем ждать сообщения о судьбе Пасквы. Прикончат его или простят. Угадал я или не угадал.

– Думаешь зацепить Мердока? Ну, а если он вспомнит, что мы тоже были в его лесной «берлоге» в то время, когда загружали в подвал серебро?

– Может, и вспомнит. Но возникнет вопрос: почему мы молчали два месяца? Из страха? Он знает, что я его не боюсь. Из выгоды промолчать, а потом напомнить, когда придет время? Вот оно и пришло, а мы в стороне – по-прежнему молчим. И никакой прибыли не получаем. Ни тайной, ни явной. Мердок наверняка узнал бы о нашем вмешательстве, если б оно было вознаграждено. Но вознаградили-то Паскву! Это – во-первых, а во-вторых, мы ничего не требуем от Мердока. Ни денег, ни постов. Тебе не нужна должность редактора «Брэд энд баттер», да и я не прошусь в советники к будущему сенатору. Так кого же ему винить в полицейском налете на хижину? Паскву, и только Паскву. Особенно после моего сообщения. А продиктовано оно стремлением укрепить наши дружеские связи. Чеков у него не беру, но дружбу закрепляю. Он, зная мою аполитичность, подумает, что я не прочь сблизиться с ассоциацией, которая может получить несколько мест в сенате. Предполагает он это? Предполагает. А вот получит ли? Этого, Дон, я пока тебе не скажу.

– Из того, что я от тебя услышал, – задумчиво рассуждает Мартин, – делаю нехитрый вывод: Уэнделл и Бойль что-то замышляют против Мердока. И до выборов.

– Вероятно, скоро нам с тобой придется официально вспомнить о повязках из галуна на рукавах «пистолетников», спускавших нам лодку с палубы «Гека Финна».

– Вспомним, если понадобится. Только не поторопились ли мы с Пасквой? Может, целесообразнее было бы оставить его в тюрьме до суда?

– В Городе нет смертной казни, а на суде он все равно не выдал бы Мердока. Да и у других «пистолетников» на «Геке Финне» были повязки из галуна. Стил тоже вспомнит, если ему подскажут.

Вопрос решен, и я звоню от портье Мердоку.

– Говорит Ано, – произношу я шепотком, чтобы за стойкой не слышали. – Укажите место, где мы с вами могли бы встретиться, – имени Мердока я при этом не называю.

– Когда? – спрашивает он.

– Немедленно.

– Так важно?

– Да.