Сейчас она была слишком напугана смертельной опасностью, грозившей ее сыну, и не успела притвориться и достойно ответить на обвинение.

А Анжелика прочла в ее лице признание вины, и сердце ее остановилось, застыло, как ледяной кулак.

Больше она ничего не слышала. Страшный гул рокотал в ее, ушах, заполнил ее голову. Она покрепче схватилась за перила, чтобы не упасть.

Ей уже не было дела до мольбы Сабины.

— Анжелика, не отказывайтесь спасти мне сына… Мой ребенок не должен умереть из-за меня! Он мой единственный сын, моя любовь, моя жизнь!

Анжелика слышала лишь этот проклятый голос, временами говоривший о любви.

— Замолчите!

Чувствуя, что она проиграла, и обезумев от страха за своего сына, Сабина упала на колени на плиточный пол и подняла к Анжелике свои сложенные руки.

— Простите! Простите меня!

И Анжелика возненавидела ее до смерти. Своим унижением, равнозначным признанию, Сабина не оставляла ей никаких надежд. Она знала, что это было правдой, но сейчас, когда был вынесен окончательный приговор, ей показалось, что она умирает.

— Вы украли у меня моего мужа! — заголосила она.

«Идиотка! — подумала она. — Ты прекрасно знаешь, что она у тебя ничего не украла».

Но она уже не владела собой. Ей нужно было кричать что угодно, лишь бы не задохнуться от ярости и боли.

— Замолчите! Встаньте! И покиньте мой дом! Вы мне отвратительны!

Сабина не опускала своих дрожащих рук,

— Пойдете! Придемте! — повторила она надтреснутым голосом, и каждый звук давался ей с трудом.

— Нет!

— Мой сын! Мое дитя! Моя гордость!

— Нет!

— Он умрет…

— Ну и пусть! Пусть он умрет, этот маленький кретин!

Г-жа де Кастель-Моржа застыла, не в силах произнести больше ни слова. Удар пришелся в самое сердце, она погружалась в кошмар. А эта женщина, эта жестокая незнакомка, это не Анжелика. Анжелика исчезла. А может, ее вообще не было? Скоро и Анн-Франсуа исчезнет, превратится в тень.

Она уронила свои руки и тяжело встала. В немом кольце присутствующих она искала глазами выход из плена этих глаз, возможность скрыться.

Кто-то поспешил открыть ей дверь.

Ей нужно вернуться к Анн-Франсуа, увидеть его до того, как он покинет ее. Она нужна ему. Возможно, он зовет ее.

Она пересекла гостиную, спустилась по ступенькам в маленькую прихожую и вышла. Перед ней все расступились, как перед воплощением скорби, отчаяния и проклятия.

Как только она покинула дом, пелена стала спадать с глаз Анжелики. Она обнаружила, что стоит на верхней лестничной площадке, окруженная затаившейся толпой.

Она поняла, что за столь короткий промежуток времени наговорила и совершила кучу глупостей. Перед недоуменными взглядами присутствующих ей в голову пришла мысль, что до этой минуты никто не знал о ее несчастье, разве только главные действующие лица, г-жа Дельпещ и ревнивый сынок, и что она сама сообщила обо всем Квебеку, Тем хуже. Ее крик принес ей облегчение. Внезапно она обратила внимание, что все изумленные взгляды обращены к ней.

Гнев уходил, оставляя в сердце пустоту и непонимание, откуда пришла эта боль, что было причиной. Она просто устала.

Но ведь она сказала ужасные вещи: «Пусть он умрет, этот маленький кретин».

Она представила себе умирающего Флоримона, который так любит жизнь. Взглядом она нашла Сюзанну, мужественную молодую женщину, такую естественную, такую близкую.

— Сюзанна, что я должна сделать?

— Мадам, вы не позволите умереть этому милому ребенку.

Анжелика повела плечами. Это было высказывание, типичное для матери. Все матери одинаковы. И она такая же! Они любят красоту. Каждое молодое существо красиво. Уход сына делает бессмысленным существование его матери, это крушение ее надежд и забот.

— Я сделаю это, Сюзанна, — сказала она. — Но как же это тяжело! Как тяжело!

— Мадам, вы сможете все.

— Пусть твой сын поможет мне нести сумку…

Она вошла в свою комнату и взяла то, что ей было необходимо.

Выйдя на улицу, Анжелика была удивлена, увидев, что г-жа де Кастель-Моржа дошла только до дома м-зель д'Уредан. Страдания сломили ее, и она еле двигалась, сгорбившись как старуха и опираясь о стены домов.

Анжелика догнала ее и, взяв ее под руку, сказала:

— Поспешим!

Весь Верхний город видел их вместе, и это опровергло потом слухи об ужасной ссоре, вспыхнувшей между ними. По дороге Анжелика расспросила о ранах Анн-Франсуа.

— Он ранен в живот.

— Ранения все разные… Смогу ли я на этот раз сделать что-нибудь…

В большой гостиной замка Сен-Луи на полу положили соломенные тюфяки, куда укладывали первых раненых. Среди них был и Анн-Франсуа. Случай с молодым человеком не был похож на другие. У него было множество ран, кроме того, он был ранен и в голову. Необходимо было действовать как можно быстрее и положиться на его молодость и крепкое здоровье.

— Чего вы ждете? Чего вы ждете? — стонала Сабина. У Анжелики возникла идея запереть ее подальше в одной из комнат. Она прошептала г-же де Меркувиль, что было бы прекрасно и милосердно, если бы кто-нибудь занялся г-жой де Кастель-Моржа.

— Я пойду сама.

— Нет! Вы нужны мне.

— Я займусь этим, — сказала тихая г-жа де Бомон.

Анжелика приступила к работе. Пока она кипятила травы и протирала инструменты спиртом, г-жа де Меркувиль настойчиво вполголоса благодарила ее за то, что она спасла им всем жизнь.

— Я сделала все, что могла, — ответила Анжелика. — Предводитель ирокезов был мне обязан. Поэтому я надеялась, что он послушает меня.

— Да я не об этом!

Г-жа де Меркувиль рассказала, что, когда они спускались в порт с реликвиями Святой Анны, они встретили по дороге Анжелику; маленькая Эрмелина побежала за ней, и они вынуждены были пропустить первый корабль. Двое их детей, уже поднявшихся на борт, покинули его и вышли на набережную, чтобы дождаться мать и кормилицу. На лодку, о которой шла речь, напали ирокезы; их каноэ неожиданно выскочило из-за высокого мыса, и все пассажиры погибли.

Анжелика провела несколько часов у изголовья молодого Кастель-Моржа. Г-жа де Меркувиль помогала ей и сообщала новости. Рассказывали, что ирокезы обогнули монастырь, который был очень хорошо защищен монахами, командовал которыми Ломени. Их противостояние задержало продвижение врага. Виль д'Аврэй оплакивал своего красавчика Александра.

— Дитя мое! Дитя мое! — повторял он.

Ему не показали его тело, так как юноша был скальпирован, и боль маркиза лишь усиливалась при мысли, что прекрасная светлая шевелюра юноши висит на поясе дикаря. Наставницы-урсулинки решили не отпускать детей по домам, где все были взволнованы либо опечалены смертью, и, чтобы избавить детей от зрелища раненых и убитых, их оставили в монастыре на ночь.