– Они хороши, как любые, каких нам с вами удастся приобрести, – резко возразила она в том приступе жестокого здравомыслия, который так в ней ошарашивал.

– Ладно, моя дорогая, – примиряюще сказал он, – осмелюсь заметить, что нам незачем обдумывать это сейчас, так как кузен Балтазар, возможно, мне вообще ничего не оставит.

Но если мистер Гроклтон надеялся, что это поможет, то он горько ошибся, ибо жена уже закусила удила.

– Я совершенно уверена, мистер Гроклтон, что останусь здесь, – произнесла она с решимостью, от которой его пробрал озноб. – Абсолютно. – Она сурово посмотрела на него. – Меня не сдвинешь с места.

На краткий миг мистер Гроклтон представил себя в Лондоне одного, без миссис Гроклтон, при деньгах, и на его лице отразилась тоска. Затем он себя осадил.

– Как пожелаете, моя дорогая, – ответил он, собираясь пойти в таможню, а затем, неожиданно сменив тему, спросил: – Вы и правда думаете, что мистер Мартелл настолько пленен Луизой?

– За день до его отъезда я видела их вдвоем на Хай-стрит и обратила внимание, как он с ней держится. Она ему очень нравится. И она собирается за него выйти, уж будьте спокойны. Она умная и целеустремленная молодая особа.

– А что, целеустремленные особы всегда добиваются своего? – искренне поинтересовался он.

– Да, мистер Гроклтон, – невозмутимо ответила она. – Всегда.

Айзека Сигалла очень редко заставали врасплох.

Хай-стрит приятно согревало августовское солнце. Как обычно, он стоял у входа в гостиницу «Ангел», обозревая окрестности. И на то была особая причина, не имевшая никакого отношения к уличным картинам. Мистер Сигалл любил стоять там не потому, что ему нравилось наблюдать за жизнью улицы, нет. Мистер Сигалл радовался тому, что скрывалось под его ногами.

Туннель. Он начинался от гостиницы, проходил под улицей до небольшого постоялого двора напротив и далее тянулся с холма до самой воды. От него отходили другие туннели и пещеры. Сигалл знал, что благодаря этой сети он может незаметно переправлять товары со своих лодок в гостиницы и потайные места, которые охватывали весь Лимингтон. Поэтому, стоя там и задумчиво притоптывая ногой, он ощущал себя хозяином некоего древнего лабиринта, набитого сокровищами.

В лимингтонских туннелях не было ничего необычного. Они существовали в большинстве приморских городов Южной Англии. В Крайстчерче был развитый лабиринт с центром под старой монастырской церковью. Даже в деревнях за тридцать миль от побережья в меловых скалах у Сарума часто имелись туннели для сокрытия контрабанды. Вообще, в эпоху, когда государству было не справиться с контрабандной торговлей, иные из этих систем не столько были всерьез нужны, сколько отражали людскую любовь к подземным коридорам и тайникам.

Айзек Сигалл спокойно обдумывал планы на предстоящие месяцы и возможное применение туннелей, когда краем глаза заметил, что в его сторону, прикрываясь зонтиком, идет мисс Альбион. Это едва ли представляло интерес, а потому он не обращал на нее внимания, пока она не подошла прямо к нему и не спросила, нельзя ли с ним переговорить. У нее, сказала она, личное дело.

Поскольку в гостинице не было мест достаточно укромных, он проводил ее через двор в маленький садик сразу за гостиницей. Там, кроме них, не оказалось ни души.

Тогда она опустила зонтик, со странной улыбкой взглянула на Сигалла своими волшебными голубыми глазами и спросила:

– Мистер Сигалл, вы мне родня?

Вот это его удивило, что и говорить.

Решение пойти к нему вызревало долго. После того как мистер Гилпин поделился с ней своим открытием, она не переставала об этом думать. Спросила у отца, а после и у тети, когда та вернулась от занемогшей винчестерской подруги, известно ли им что-нибудь о происхождении ее матери, но те не проявили интереса, и стало ясно, что они ничего не знают. По их разумению, ее мать была из Тоттонов, и этого вполне достаточно, а замуж вышла за Альбиона, и все остальное не имеет значения, так что тема исчерпана. Фанни не улыбалось самостоятельно рыться в приходской книге. Если ей хочется подробнее разобраться в родственных связях матери, то этот процесс будет как минимум нудным и малопродуктивным. Несомненно, разумнее всего было последовать совету мистера Гилпина и обо всем забыть.

Это она и попыталась сделать. После возвращения тети Аделаиды привычный ход жизни благополучно восстановился. Фанни навестила Тоттонов, показала свои рисунки мистеру Гилпину, но втайне лелеяла надежду, что, если мистер Мартелл вернется и заглянет в Альбион-Хаус, тетя постарается на сей раз обеспечить ему лучший прием.

И все-таки забыть она не смогла. Не смогла выкинуть из головы. Она и сама не знала почему. Возможно, дело было лишь в разгоревшемся любопытстве или в желании побольше узнать о матери, которую она рано потеряла. Но если не лгать себе, то не только в этом, и правда была не очень приятна.

Если я действительно в родстве с такими людьми, думала она, то стыжусь этого. Я боюсь признать членов родной семьи. Чем оправдать такую трусость?

С такими мыслями она вдруг сообразила, что один человек знает почти наверняка: отец Эдварда и Луизы, сводный брат ее матери – мистер Тоттон. Можно спросить у него. Но известная осмотрительность удержала ее. Если он знал и молчал, то у него могли быть на то свои причины. Проживая практически в городе, мистер Тоттон мог не обрадоваться ее желанию узнать о родстве пусть и сводной сестры с не столь почтенными городскими элементами. При всем своем любопытстве она решила не обращаться к нему.

Остался только один источник, возможно самый опасный: сами Сигаллы. Даже если родство существует, известно ли о нем нынешним Сигаллам? Может быть, нет, или они предпочли хранить молчание. Или другое: знали и они, и прочие жители Лимингтона, но до ее ушей это ни разу не дошло. Что будет, если она спросит у них? Вдруг они признают ее своей, опозорят, разозлят Тоттонов и – в конце концов, все сводилось к этому – подорвут ее положение в обществе? Связаться с Сигаллами – откровенная глупость.

Фанни так ни к чему и не пришла в этом деликатном деле, когда ее ненадолго отвлекли новости другого рода.

– Фанни, ты слышала? – Спеша поделиться, Луиза лично взяла экипаж и доехала до Альбион-Хауса. – Моя дорогая, любимая Фанни, ты представляешь? Мистер Мартелл пригласил Эдварда в Дорсет. И особо сказал, что можно приехать и мне! Мы уезжаем на следующей неделе. Ох, поцелуй меня, Фанни! – воскликнула она, вне себя от восторга. – Я так взволнована!

Фанни выдавила улыбку:

– Не сомневаюсь, это будет замечательный визит.

Когда Луиза уехала, Фанни принялась гадать, не позовут ли и ее, но шли дни, а приглашения не было. Она сказала себе, что мистеру Мартеллу естественно ответить Тоттонам гостеприимством, и все-таки продолжала надеяться вопреки здравому смыслу. Может быть, думала Фанни, мистер Мартелл напишет или передаст что-нибудь на словах. «Хотя я, честно, не знаю, с какой такой стати», – упрекала она себя. Так или иначе, он ничего подобного не сделал, и через десять дней после визита Луизы молодые Тоттоны уехали в Дорсет, а Фанни стало невыносимо одиноко.