– Как тебе удалось выдать себя за мертвого?

Крипо тихо засмеялся:

– Кому какое дело до сирот? Надзиратели, которые могли нас опознать, погибли при пожаре. Когда у меня спросили мое имя в больнице, я просто назвался именем приятеля, который поджарился у меня на глазах. Меня передали в другой приют, на французской границе. Мне никогда больше не пришлось доказывать свою личность…

– Но… почему?

– У меня уже был план. Исчезнуть, чтобы возродиться. Передвигаться в параллельном мире, оставаясь невидимым. – Он принялся тихонько напевать. – Я могу улететь на арахисовой скорлупке. Я могу исчезнуть вместе с ветром после дождя…

Эрван постарался вспомнить: куда он дел свое оружие? Не дотянуться. При малейшем движении Крипо выстрелит.

– Почему ты стал полицейским?

– Я должен был оставаться рядом с вами, с кланом Морвана. В определенном смысле вы были моей единственной семьей…

Его голос звучал словно издалека – с другого берега.

– Как ты смог столько лет скрывать правду? Твои планы? Почему…

Крипо резко сменил тон:

– Признания – это для полицейских. Исповедь – для священников. Не думаю, чтобы между тобой и мной были подобные отношения. Встретимся в другом мире, и ты поймешь.

Он увидел, как указательный палец давит на спусковой крючок. Всю жизнь Эрван клялся себе, что оставит глаза открытыми, когда этот момент придет. Но невольно закрыл их.

Глухой удар, за ним щелчок, неясные звуки, шорох ткани. Он снова открыл глаза, но увидел лишь полную темноту. Потребовалось несколько секунд, чтобы зрение вернулось. Крипо больше не было. На его месте возникло нечто призрачное, хрупкое и бледное.

Эрван вскочил и нашел выключатель. Гаэль, выпучив глаза, вся в крови – особенно вымокли ее светлые волосы, – стояла по другую сторону низкого столика.

У ее ног в последней судороге корчился Крипо. Рана в горле, точно там, где проходит сонная артерия, опустошила его тело несколькими мощными выплесками. Он лежал в огромной луже терракотового цвета.

Гаэль оказалась проворнее, чем Лютнист. Нож, выкованный из металла Всемирного торгового центра. Она ударила так же, как на ее глазах сделал Человек-гвоздь в Сент-Анн. Малышка быстро учится.

Несмотря на горячую кровь, которая разливалась между ним и сестрой, от этой мысли Эрван застучал зубами, точно от холода.

Арно Луаян родился 18 апреля тысяча 1960 года в Монсе, в Бельгии. Его мать Леони Штуцман, на тот момент двадцати шести лет, занимавшаяся от случая к случаю проституцией на французской границе в районе Мобежа, бросила ребенка, чтобы вернуться к своим делам. Его отец Жерар Луаян, двадцати восьми лет, парикмахер, сутенер и управляющий баром около Турне, решил попытать счастья в Заире. Замысел был такой: открыть заведение со стриптизом в городе колонистов, где не так много развлечений. Специфика заведения: белые девочки. Луаян прибыл в Лонтано в 1965-м. Через полгода после приезда он подхватил малярию и умер. Арно остался один, в окружении больных танцовщиц, снедаемых лихорадкой и измученных жарой. Он видел, как одна за другой они умирали или уезжали, сам же ходил в школу для черных. В семь лет над ним надругались подобравшие его фламандские миссионеры. За давностью лет прямых доказательств не было, но Эрван, который неделями копался в прошлом своего несчастного помощника, добыл многочисленные свидетельства. В тот период Арно был рахитичным, анемичным, больным ребенком. Он плохо говорил по-французски, кое-как лопотал по-фламандски, мог объясниться на лингала.

В 1968-м его следы потерялись. Наверняка он жил среди шахтеров и рабочих горнопромышленных компаний, среди земледельцев – в мире черных. Там и приметил его Фарабо: он взялся кормить мальчика, заботиться о нем, дал ему крышу над головой, выучил. Эрван не стал подробно останавливаться на этом моменте, он уже говорил с самыми надежными свидетелями: Феликсом Краусом и сестрой Марселлой. Особый интерес вызывало то, что произошло после убийств и ареста Человека-гвоздя.

1971 год. Месяцы перевоспитания, разговоров и доброжелательности. Марселле удается вытянуть из мальчика его историю, которую она тут же решает похоронить. Грегуар Морван, со своей стороны, изворачивается, чтобы отослать ребенка в Бельгию без всякой огласки.

Возвращение на исходную позицию. Арно поступает в заведение Малапанс, недалеко от Онеля, в провинции Эно. Год спустя в приюте случается пожар. Восемь детей погибают, трое выживают, один из них Филипп Криеслер. На самом деле – Арно Луаян. Разумеется, Эрван решил, что пожар был делом рук Ноно. Он съездил в Онель. Прочел газеты, встретился с еще живыми священниками. Ни тени намека на действия злоумышленника. Ему пришлось признать, что удача может улыбнуться и дьяволу.

После нескольких недель в больнице Филиппа приняли в интернат Нотр-Дам-де-Сион, франкоязычное заведение во фламандском регионе, недалеко от города Оверейсе. Вероятно, там он снова подвергся сексуальному насилию. Его спасла тогдашняя языковая война. После разделения университета Лувена на две части фанатики фламандской самости добились закрытия интерната – Walen buiten! Учеников распределили по другим приютам: Филипп пересек границу и оказался в новом заведении в Сент-Омере, во Франции. Больше никто его не задирал: в тринадцать лет подросток превратился в крепкого парня ростом под метр восемьдесят.

1980 год. Криеслер получает диплом с оценкой «хорошо». После африканского кошмара и долгих католико-извращенческих лет он находит свой путь: университет, стипендия, французский паспорт. Пишет диссертацию по литературе и философии в университете Амьена. Увлекается музыкой, хоть и остается самоучкой. Сначала гитарой, потом лютней. Много раз посещает с гуманитарными миссиями Африку, возвращаясь в места своего детства. Насколько можно судить, именно там он получил основы медицинского образования.

Эрван съездил на север, потом в Амьен. Он перерыл архивы, встретился с преподавателями, учениками, руководителями кампуса. В словесном портрете все оказались единодушны: мечтательный, симпатичный, обожал музыку барокко и старинные инструменты. Но всплыли и странные факты. В Сент-Омере были искалечены лошади, убита собака, и осколки зеркала воткнуты ей в глаза. В окрестностях Амьенского университета были задушены бараны, а их бока утыканы гвоздями. Виновного не нашли. Не было установлено никакой связи с учеником Криеслером, блестящим, нелюдимым и спокойным. Он выдал себя только один раз. Достигнув совершеннолетия, он бывал в компании молодых художников – живописцев, скульпторов, режиссеров видеофильмов… Во время одного из перформансов с кровью и внутренностями он слетел с катушек и попытался убить женщину, которая участвовала обнаженной в постановке. Придя в себя, он объяснил, что принял новый наркотик с сомнительными эффектами. Больше его на артистические сборища не звали.

На протяжении всех этих лет за ним не числилось ни одной сексуальной или эмоциональной связи. Подозревали, что он гомосексуалист, который сам об этом не знает. Приветливый, улыбчивый, он ни к кому не привязывался и не искал никаких отношений. Только ансамбль любителей музыки барокко мог похвастаться тем, что в точно назначенный час он приходил на репетиции.