с самого начала он недооценил своего заклятого друга — за ними тот послал Феникс. То, что не смогли сделать десять человек, она с легкостью завершила за минуту, даже не вступая с ними в драку. Этот ребенок просто усыпил их.

Очнулся Абиссинец уже здесь.

Что происходит с Алисой, он не знал до сих пор, но позже выяснил, что она жива, а племянник Самуила находится в соседней камере. Питбуль, человек, присматривающий за ним, по секрету рассказал ему об этом в своей вечной манере говорить медленно, растягивая слова, словно говоря с неразумным ребенком.

Сначала Абиссинец игнорировал его, но потом тоже решил попробовать разговорить. Расчет на то, что его не считают опасным, сыграл наставнику на руку. Питбуль, казалось, был даже рад найти такого «благодарного» слушателя. Так он узнал, что Алису готовят к эксперименту, а в соседнем помещении находится ребенок.

Последний факт очень обеспокоил его, но в то же время, Абиссинец вздохнул с облегчением. Ребенок, наконец, нашелся. О судьбе Максима и своих бойцов он ничего узнать не смог. Хотя, в любом случае, он до сих пор оставался в изоляции, а, значит, не мог помочь ни Алисе, ни Максиму, поэтому решил ждать, надеясь, что Единорог и Самуил что-нибудь придумают.

Когда дверь открылась, заминка показалась ему слишком долгой. Питбуль обычно сразу приказывал ему подняться. Так что, это точно был не он. Мысль, мелькнувшая в сознании, удивила его.

Далматинец вошел в комнату и остановился в паре метров от кровати. Абиссинца приковали к ней наручниками на длинной цепочке, но вероятность освобождения, в случае с этим человеком, была слишком велика, поэтому рисковать мужчина не хотел. И хотя он даже не пытался сделать это за все то время, что находился здесь, ученый не верил, что его бывший друг просто смирился со своей участью.

— Спишь?

Абиссинец поднялся:

— Почему я подумал о тебе секунду назад?

Далматинец улыбнулся:

— Может, потому что решил, что за тобой пришли?

Абиссинец рассмеялся:

— Ты, действительно, думаешь, что, покорно рассиживаясь здесь, я трясусь от страха за свою жизнь?

— А разве это не так? — Ученый был явно разочарован.

— Я не боюсь смерти. Меня больше страшит твоя глупость.

— Тогда, возможно, моя новость заставит тебя хоть немного изменить свое мнение? Ты действительно не боишься ее… — Абиссинец нахмурился, дернув на себя цепь, а Далматинец с улыбкой продолжил. — …смерти?

— Не пытайся напугать меня! Ты даже дверь побоялся закрыть, хотя сам и посадил меня на цепь!

Мужчина соединил ладони и поднес к губам:

— Ах, ты не понял, да? Это была лишь невинная шутка.

Наставник вскочил, но цепь от наручников не дала ему приблизиться к этому человеку.

— Да, интересная штука — жизнь… Ты слышал, как я это только что сказал? Ее… смерти… Можно было двояко меня понять?

— Зачем ты пришел? — Абиссинец опустился обратно на кровать, от злости прикусив губу.

Далматинец прошел мимо него и взял со стола чайник с водой:

— А ты, как понял? Не хочешь подискутировать?

Абиссинцу казалось, что наручники впиваются в кожу сильнее с каждым словом, слетевшим с губ этого человека, сошедшего с ума.

Он устало прошептал:

— Дискуссии проводятся на равных.

Ученый сжал губы и кивнул:

— Да, ты прав, но сейчас неподходящий момент. Твое освобождение не входит в мои планы.

— Почему ты сразу не убил меня?

Далматинец поднял чайник и наклонил его носиком вниз. Вода тонкой струйкой начала выливаться на пол, разгоняя бетонную пыль в разные стороны.

— Как я уже сказал, наша жизнь — весьма забавная штука, а, может, шутка. Не знаю. Поэтому в разные моменты своей жизни я по-разному оценивал ее значение. Ты, например, считаешь меня сумасшедшим убийцей, а кто-то величает гением… Каждый человек, как эта вода — она либо приносит пользу, утоляя нашу жажду, а также давая жизнь всему живому на земле, либо растрачивается впустую, как сейчас, смешиваясь с грязью и порождая болезни, несущие смерть.

Абиссинец внимательно смотрел на воду, растекающуюся по грязному полу. Его усмешка заставила Далматинца нахмуриться.

— Как поступить с данным человеку сокровищем, он решает сам. То, во что ты превратил данную тебе жизнью воду, последствия лишь твоих необдуманных действий. За хорошие и плохие поступки отвечать лишь тебе… Но именно жизнь дала тебе эту воду! И раздавать ее или бессмысленно растрачивать — решать не тебе! Ты — не Господь Бог! Опомнись, пока не стало слишком поздно!

Далматинец внезапно разжал пальцы, и пустой чайник с грохотом упал, покатившись по мокрому полу.

— Да. Ты прав. Сотни, тысячи, миллионы раз, ты снова прав, мой друг Сашка! Но мое открытие принесет пользу! Не веришь? Просто послушай. Я могу дать людям новые возможности — излечение от болезней, долгую жизнь, вечную память… Я могу сделать все это! — Он пнул чайник и навис над бывшим другом. — Ты был со мной, и я был счастлив. Ты можешь вернуться?

Глаза Абиссинца удивленно расширились:

— Ты… Как ты можешь? Твое открытие принесет лишь хаос… Спроси себя, ты готов убить сотни или тысячи невинных, ради одного высшего человека? Готов заплатить настолько высокую цену? А как же Алиса? Ей ты тоже готов пожертвовать? Она же выросла на твоих глазах!

— Ты просто не понимаешь, когда наступает новая эра, всегда приходится чем-то жертвовать. Люди будут только благодарны потом. Только представь: все, о чем они могли только мечтать — дам им я! Я! Они хотели помнить счастливые моменты, они будут помнить каждую долю секунды. Человек всегда хотел жить вечно, и я смогу дать ему и это тоже! Болезни, считающиеся неизлечимыми, уйдут в историю. Разве не замечательно?! Представь…

Наставник чувствовал накатывающие приступы тошноты.

Его пальцы сжались в кулаки, а голос наполнился презрением, когда он оборвал эту пафосную речь:

— Замечательно. Только ты забыл несколько важных вещей.

Далматинец, будто забыв об осторожности, вдруг сел рядом с ним и заинтересованно склонил голову набок.

Абиссинец закрыл глаза. Чувство отвращения к этому человеку сегодня накрывало его волнами с невероятной силой. Казалось, что даже кожа испытывает это мерзкое чувство, потому что, когда он ощутил прикосновение его одежды к своей, то сразу невольно отодвинулся. Но, с другой стороны, внезапная потеря бдительности Далматинца могла сыграть ему на руку. Несмотря на то, что наставник был прикован, вторая его рука все еще оставалась свободной и готовилась схватить за горло это чудовище в человеческом обличье.

— О чем же я забыл?

Абиссинец сел поудобнее и немного развернулся к нему.

— Для тебя несколько тысяч жизней… — Он громко вздохнул, пытаясь сохранить последние