Людей было немало. Ярко светило солнце, лучи его дробились на чугунной плите, казалось, что это отблески пламени того памятного морского боя.

Чувство сопричастности к подвигу героев «Варяга» долго держало в напряжении Николая Герасимовича. Едва он вошел в свой кабинет, как ему позвонил писатель Аркадий Первенцев.

— Что так поздно, Аркадий Александрович, я уже собрался домой. Хотел вас с утра поздравить, да не смог.

— С чем? — послышалось в трубке.

— Читал вашу публицистику «Нет, не погиб «Варяг». Меня она до слез тронула. Вы правильно подметили, что, творя героическую историю, моряки «Варяга» были потрясающе просты в своем подвиге. Они свято исполняли свой долг, не думая о том, что кому-то из них в последний раз светит солнце. Да, хорошая статья. Вы бы роман о «Варяге» написали! Я еще до войны зачитывался вашим «Кочубеем».

— Пока не созрел для романа о «Варяге», — ответил Первенцев, — хотя материал собираю. Недавно встречался с моряками «Варяга». Одному из них, старшему трюмному машинисту Семенову восемьдесят лет, другие чуть помоложе, им под семьдесят. Живая история! — Первенцев помолчал. — Задумал я новый роман о теперешних моряках и хотел бы с вами кое-что обговорить. Можно будет?

— Приезжайте ко мне вечерком, хорошо?..

В марте проходили выборы в Верховный Совет СССР, и Кузнецову пришлось встречаться с избирателями. На одной из встреч мичман с орденом Красного Знамени на груди спросил его:

— Товарищ адмирал флота, а правда, что вас после войны судили?

В груди Николая Герасимовича кольнуло сердце. В зале повисла напряженная тишина, все ждали, что он скажет. А ему так не хотелось ворошить прошлое! Но отвечать надо, и он глухо заговорил:

— Это правда, что меня судили, а вместе со мной еще троих заслуженных адмиралов. — В горле у него пересохло от волнения, лицо сначала выразило легкое замешательство, но потом стало каким-то неприступным. — Но это был суд без чести! Позже нас реабилитировали. — Голос у главкома окреп. — Да разве могли мы навредить родному флоту?! Ведь флот — наша жизнь…

Затем были еще вопросы, и один из них задел Николая Герасимовича за живое:

— Никита Сергеевич Хрущев поддерживает вашу программу строительства большого, океанского флота?

— Я понимаю вашу тревогу, вы бывший моряк, минер с эсминца, вам, как и мне, хочется видеть наш флот могучим, океанским. К сожалению, программа еще не утверждена…

С Хрущевым у Кузнецова отношения не сложились, в его судьбе Никита Сергеевич сыграл роковую роль. В сентябре 1954 года советская правительственная делегация во главе с Хрущевым побывала в Китае. На обратном пути в Москву Хрущев, Булганин и Микоян посетили Порт-Артур и город Дальний, где заслушали сообщения военного командования. Командующий войсками Дальневосточного военного округа маршал Малиновский и адмирал флота Кузнецов давали Хрущеву пояснения. На Тихоокеанском флоте проводились учения, и Хрущев, как и говорил главком ВМС, решил присутствовать на них.

В море вышли на крейсере «Калинин». Погода выдалась штормовая: дул ветер, корабль сильно болтало, крутые волны заливали палубу. Некоторых армейских генералов укачало, они разошлись по каютам. Но Никита Сергеевич чувствовал себя хорошо, все время был на мостике и на предложение Кузнецова отдохнуть в каюте, пока крейсер не придет в заданную точку, ответил дерзко и, как показалось Николаю Герасимовичу, с обидой:

— Я морской болезнью не страдаю и прибыл сюда не отдыхать, а работать!

Хрущев в бинокль наблюдал за морским «боем». Над водой висел белесый туман. Ветер подхватывал космы брызг и бросал их в лица моряков, несших вахту на верхних боевых постах. Но вот наконец корабельные орудия открыли огонь по деревянному щиту и с первых же выстрелов поразили его. Хрущев, глядя на стоявшего рядом главкома ВМС, сказал:

— Конечно, корабельные артиллеристы попали в щит, потому что им никто не мешает вести прицельный огонь. Но ведь щит, изображающий противника, не способен маневрировать, как это сделал бы корабль в бою?!

Кузнецов пояснил, что стрельбой по щиту комендоры отрабатывают точность попаданий, на что Хрущев ответил:

— В настоящем бою все будет по-другому…

В море экипажи кораблей действовали на боевых постах усердно. Однако Хрущев, слабо разбиравшийся в военно-морском деле, стал критиковать действия командиров «охотников»; эти корабли, по его словам, «выпускали гарь и дым, издавали шумы, направляя торпеды в цель с очень близкого расстояния».

— У «охотников» нет торпед, Никита Сергеевич, — заметил Кузнецов. — Они ищут подводные лодки противника, а когда обнаружат, атакуют их глубинными бомбами. Сейчас они бомбят противника условно.

Хрущев смерил главкома сердитым взглядом.

— Зачем мне знать, что у «охотников» на борту торпеды или бомбы? Вы моряк, вам это надо знать… А вот учения мне не понравились.

Естественно, настроение у Николая Герасимовича испортилось. Крейсер между тем шел дальше. Хрущев увидел в бухтах залива Золотой Рог и Порт-Артура скопление кораблей и снова упрекнул главкома ВМС.

— А вдруг начнется война? — сердито спросил он. — Вражеские самолеты в первый же налет на бухты потопят корабли. Вы что, Николай Герасимович, забыли тысяча девятьсот четвертый год, когда японские эсминцы застали русские корабли врасплох и потопили их? Уроки Русско-японской войны надо помнить!

Николай Герасимович объяснил Хрущеву, что по воздушной тревоге корабли рассредотачиваются и самолеты врага не смогут их атаковать. Если же корабли рассредоточить сейчас, то их трудно будет обеспечить всем необходимым.

— Вы смотрите на настоящее глазами вчерашнего дня, — грубо бросил Хрущев. — Я сомневаюсь в вашей способности оценить состояние нашего флота…

Это он-то, адмирал флота Кузнецов, не мог оценить состояние флота! А ведь именно он, и никто другой, подготовил наши флоты к войне, и не случайно, что в первый же день войны флот не понес потерь. Нет, Кузнецов не смотрел на флот глазами вчерашнего дня! А вот то, что Николай Герасимович позволил себе возразить Никите Сергеевичу, подчеркнув его некомпетентность в вопросах военно-морского дела, тому явно не понравилось. Это бросилось в глаза и Малиновскому. Выбрав удачный момент, когда Хрущев ужинал, Родион Яковлевич сказал главкому:

— Не возражай ему, иначе съест тебя, как волк съел ягненка. А мне жаль тебя, Николай Герасимович, ей-богу, жаль…

Казалось бы, все и закончится этими учениями и Кузнецову не стоило беспокоиться за свою судьбу. Однако еще более обострились его отношения с Хрущевым, когда маршал Булганин доложил программу строительства кораблей Никите Сергеевичу. Просмотрев ее, Хрущев упрекнул Кузнецова.

— Николай Герасимович, не много ли требуешь кораблей? — спросил он с иронией. — Авианосцы, атомные подводные лодки… А зачем нам крейсера с артиллерией? Американцы строят авианосцы потому, что вершат свои дела через океан. — Хрущев с упреком взглянул на Булганина. — Николай Александрович, зачем ты подписывал документ?