Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Полагаю, стоит поинтересоваться, куда это он ведет…
— А как же борт-журнал? — спросил Сэм. — Ведь там могут быть важные сведения!
— Журнал подождет. — Генерал решительно направился к двери. — Сначала разберемся с этим… Пошли…
Соседний отсек был напичкан разного рода навигационными приборами, и кабель, пересекавший пол, был похож на огромную мертвую змею. Он нырял в трещину пластиковой панели.
Сэм, Бэк и Ясумура заглянули еще в два отсека, прежде чем увидели, что кабель, спустившись по винтовой лестнице, исчезал — вместе с другим, свисавшим с самого верха, — в узкой шахте.
— Там аварийная лестница, — сказал Ясумура. — Она проходит через весь корабль.
Лишь крошечные трубки дневного света освещали ступеньки, по которым они спускались все ниже и ниже. Из дверных проемов и дыр в стенках — отовсюду тянулись кабели. Они вились по лестнице и лежали под ногами. Сбившись у одного из поворотов все вместе, они исчезли за дверью.
— Что там? — спросил генерал.
Ясумура посмотрел на номер, красневший на стенке, нахмурился, затем пересчитал что-то на пальцах и воскликнул:
— Да ничего! Это топливный отсек! Пустые цистерны — вот что там! Все топливо израсходовано на полет!
Осторожно переступив через сплетение кабелей, они вошли в проем и уткнулись в белую стенку.
— Этого не должно быть! — воскликнул инженер. Было прохладно, и Сэм, чиркнув по стене стволом автомата, увидел, что она в инее.
Массивные балки тянулись от стены к корпусу корабля. Чуть повыше того места, где исчезали кабели, к стене был прикреплен телефон. На него теперь и уставился Ясумура.
— Никаких телефонов здесь быть не может! Линия заканчивается выше!
Сэм приблизился к аппарату и попытался включить его. Экран остался темным.
— Ты будешь со мной разговаривать! Будешь, хочется тебе этого или нет, — сказал он со злостью, жестом отгоняя Бэка и Ясумуру.
И прежде чем те успели что-то понять, он направил свой автомат на кабельное месиво и нажал спуск. Два кабеля подпрыгнули и разорвались.
Экран ожил.
На них смотрел юпитерианин.
…«Перикл» снижался над Юпитером. Двигатели боролись с силой притяжения гиганта. Прочнейший корпус, казалось, трещал под напором бушующей атмосферы.
Когда под действием вихревых потоков корабль все же отклонялся от курса, чувствительные приборы посылали сигнал на компьютер, и все немедленно возвращалось в норму.
Это было что-то вроде бульона — атмосфера Юпитера, сжатая гравитацией, превышающей земную втрое. Бульон кипел. То и дело сверкали молнии, и в обшивку корабля немилосердно барабанил аммиачно-метановый дождь.
В кабину управления не проникали даже отголоски этой бури. Тишина здесь могла нарушаться только тихим гулом вентилятора, или негромкой фразой, брошенной кем-то из трех сидящих в креслах людей, или случайным шорохом.
Толстые звукоизолирующие переборки отражали все внешние шумы, и облака, беззвучно крутящиеся на одном из экранов, никого не интересовали. Сейчас существовали только курс, высота, скорость, показания радара.
Корабль продолжал снижение…
— Курс — без существенных отклонений, — сказал Ренд, второй офицер. — Мы сядем прямо в центр айсберга.
Это был блондин с мягкими чертами лица, выглядевший довольно молодо для своего звания, присвоенного, кстати, за чисто кабинетные достижения в области компьютерного управления.
Посадка осуществлялась по программе, составленной им, и Ренд, откинувшись на спинку, с интересом наблюдал за воплощением своих идей.
— Не стоит называть Риф айсбергом, — предельно внятно произнес Уик, первый офицер. — Тут мы имеем дело не со льдом в нашем традиционном понимании, а с чем-то неизмеримо более прочным. Об этом свидетельствуют радиопробы… Он достаточно надежен для того, чтобы мы без опасений использовали его в качестве посадочной площадки.
— Скорость ветра — сто миль в час… Какова температура воздуха? — спросил капитан Бремли.
— Минус сто два, — ответил Ренд. — Всего на несколько градусов ниже температуры поверхности Рифа. Подъезжаем…
В напряженной тишине они следили за показаниями приборов, готовые к любой неожиданности — и взгляд их, скользя по бесчисленному количеству стрелок, индикаторов и шкал, всякий раз задерживался на дисплее, где красный кружочек катился вдоль белой линии к растущей глыбе — Рифу.
Риф… Так его назвали с самого начала. В море замерзших и превратившихся в жидкость газов отыскалась бы, вероятно, не одна такая громадина. Но количество радиопроб было ограниченным… Вначале предполагалось, что Риф свободно плавает в этом океане, но, понаблюдав, астронавты убедились в обратном: он неизменно вползал в поле их зрения через каждые десять часов. Местоположение Рифа было учтено в программе посадки…
И вот они садились. Энергия, вырывавшаяся из сопел корабля, почти остановила его движение и нещадно вжала людей в кресла. Радар тем временем исследовал поверхность Рифа.
Вот включились вспомогательные двигатели — и огромный «Перикл» медленно, по дюйму в секунду, растапливая лед, опустился окончательно.
Как только были выключены двигатели, вибрация исчезла. Корабль сжало гравитацией Юпитера.
— Такое ощущение, будто мы все еще сбавляем скорость, — сказал Ренд, с усилием приподнимаясь в кресле.
Капитан Бремли ответил лишь после того, как связался со всеми рабочими отсеками. Это заняло пару минут, так как из сорока одного человека экипажа в посадке участвовала лишь треть.
— Сели, — облегченно вздохнул капитан. — Целыми и невредимыми… Но что-то не нравится мне эта тройная гравитация!
— Недельку протянем… — успел ответить Ренд, прежде чем с приборами стало твориться что-то невероятное.
Это противоречило всем имевшимся у них сведениям! И в компьютерном банке информации не содержалось ничего на этот счет…
Но приборы неистовствовали!
Тогда за дело принялись люди. Они проверяли и перепроверяли все, что было можно, спеша обнаружить неисправность, пока та еще, быть может, устранима.
Вскоре выяснилось, что корпус корабля не поврежден и ни одна частица юпитерианской атмосферы не проникла внутрь. От этого известия стало легче, и работа продолжалась уже не так суматошно.
Обнаружение любых неполадок делалось почти невозможным из-за того, что все приборы по-прежнему чудили. В конце концов их отключили — за бесполезностью.
— Магнитное поле, — сказал вдруг Уик. — Сильнейшее. Свыше десяти тысяч килогауссов… Оно под кораблем, у самого грунта, у льда, вернее. И возникло внезапно, только что, как некий феномен…
В том, что это действительно феномен, они убедились двумя часами позже, когда, исследовав поврежденные приборы, определили силу воздействия на них.