– Это было очень давно. – Она глянула на него искоса.

– По семейным обстоятельствам?

Она повела плечами, словно хотела ими пожать, как будто тот ответ, какой могла бы ему дать, считала ниже своего достоинства.

– Вам тут нравится?

Посмотрев на него в упор, она покачала головой.

– Я чувствую себя как «хульдр».

Это слово он слышал раньше. В Норвегии.

– Это ведь какая-то разновидность троллей, да?

– Нет, это создания гор. Они похожи на троллей, но приходят из леса. И они очень красивы. Как я. – Произнося эти слова, она усмехнулась, будто знала, что слишком худая, слишком бледная и мрачная, чтобы считаться красивой. – Они влюбляются в фермеров.

– Почему?

– Откуда мне, черт побери, знать! – отрезала она. – Просто влюбляются. Иногда фермер догадывается, что разговаривает с хульдр, потому что сзади у нее свисает коровий хвост или, еще хуже, сзади у нее вообще ничего нет, она просто полая и пустая, как раковина. Тогда фермер читает молитву или убегает к своей мамочке и своей ферме. Но иногда фермеры не убегают. Иногда какой-нибудь смельчак бросает нож ей через плечо или просто улыбается и берет хульдр в жены. Тогда у нее отпадает хвост. Но она все равно гораздо сильнее обычной женщины. И она все равно томится по своему дому в горах и лесах. Она никогда не будет по-настоящему счастлива. Она никогда не станет человеком.

– И что с ней происходит потом? – спросил Тень. – Она стареет и умирает со своим фермером?

От яблока осталась лишь сердцевинка. Ловким движением Дженни швырнула ее. Описав высокую дугу, сердцевинка полетела к подножию холма.

– Когда ее муж умирает... Наверное, она возвращается в свои леса и холмы. – Она смотрела перед собой на склон. – Есть история про то, как один фермер взял в жены хульдр, но дурно с ней обращался. Кричал на нее, не помогал по хозяйству и в поле, возвращался домой из селения пьяный и злой. Иногда он ее бил. Так вот. Однажды она готовила завтрак, а он пришел и начал на нее кричать, мол, еда ему не готова, мол, она ничегошеньки не умеет, мол, он вообще не знает, зачем на ней женился. Какое-то время она его слушала, а потом, не произнося ни слова, подошла к очагу и взяла кочергу. Тяжелую чугунную кочергу. Взяла и без малейшего усилия согнула в кольцо. Один в один ее обручальное, только больше. Не хмыкнула, не вспотела, просто согнула, как ты бы согнул тростинку. Увидев это, ее фермер побелел как полотно и ничего больше не сказал про свой завтрак. Он видел, что она сделала с кочергой, и понял, что в любой момент за прошедшие пять лет она могла бы сделать то же самое и с ним. И до дня своей смерти он больше и пальцем ее не тронул, ни разу сурового слова не сказал. А теперь объясните мне, мистер Все-зовут-меня-Тень: если она могла это сделать, то почему позволяла ему себя бить? Зачем ей вообще сдался такой человек? Ну, как это объяснить?

– Может быть, – сказал Тень, – может быть, она была одинока?

Она вытерла нож о джинсы.

– Доктор Гаскелл все твердил, что вы монстр, – сказала она. – Это правда?

– Не думаю, – ответил Тень.

– А жаль, – сказала она. – С монстрами всегда знаешь, как обстоят дела, верно?

– Вы знаете?

– Абсолютно. Под конец дня попадешь на обед. Только не ты будешь обедать, а тобой пообедают. Кстати об обеде, я вам кое-что покажу. – Встав, она повела его верх по склону. – Видите? Вон там? На дальнем склоне холма, где он обрывается в горную долинку, если присмотритесь, можно разглядеть дом, где вы будете работать в этот уик-энд. Видите? Вон там.

– Нет.

– Глядите внимательнее. Я укажу. Смотрите вдоль моего пальца.

Дженни стала совсем рядом, вытянула руку и показала на склон дальней гряды. Он увидел, как лучи солнца отразились от чего-то, что, наверное, было озером – это «лох», поправил он самого себя, в конце концов он же в Шотландии, – а над ним темнели на склоне серые камни. Сперва Тень принял их за выступ породы, но они были слишком правильными, несомненно, какое-то строение.

– И это замок?

– Я бы так его не назвала. Просто большой дом в долине.

– Вы на тамошних вечеринках бывали?

– Местных они не приглашают. А меня и подавно. Но вам все равно не надо туда ехать. Вам следовало бы отказаться.

– Они хорошо платят, – объяснил Тень.

Тут она впервые его коснулась: положила белый-пребелый палец на тыльную сторону его темной ладони.

– А какое дело монстру до хороших денег? – спросила она и улыбнулась. Тень, чертыхнувшись, подумал: «А ведь она, черт побери, действительно красивая». Но тут она убрала руку и отступила на шаг. – М-да. Вам, наверное, нужно продолжать прогулку? У вас не так много времени осталось, скоро придется поворачивать назад. Когда начинает смеркаться, в конце лета темнеет быстро.

Дженни осталась посмотреть, как он забрасывает на плечи рюкзак и спускается с холма. У подножия он обернулся и посмотрел вверх. Она все еще глядела ему вслед. Тень помахал, и Дженни помахала ему в ответ.

Когда он оглянулся в следующий раз, на холме уже никого не было.

Через узкий проливчик он перебрался паромом на мыс и стал подниматься к маяку. А обратно вниз поехал на маршрутном автобусе.

В гостиницу он вернулся в восемь вечера, усталый, но довольный. Незадолго до сумерек пошел дождь, но он успел укрыться в покосившемся, заброшенном домишке и, пока по крыше барабанили капли, читал газету пятилетней давности. Через полчаса дождь перестал, но Тень порадовался, что надел крепкие ботинки, так как тропинку развезло.

Он умирал от голода и спустился в ресторан. Там было пусто.

– Эй? – окликнул Тень.

– Угу. – В дверь между рестораном и кухней выглянула пожилая женщина.

– Обед еще подаете?

– Угу. – Она смерила его неодобрительным взглядом от заляпанных глиной ботинок до встрепанных волос. – Вы у нас остановились?

– Да. В одиннадцатом номере.

– Ну... вам, наверное, захочется переодеться к обеду, – сказала она. – Так добрее по отношению к другим обедающим.

– Значит, подаете.

– Угу.

Поднявшись к себе в номер, он бросил на кровать рюкзак и стащил ботинки. Надел кроссовки, провел расческой по волосом и спустился снова.

В столовой уже не было пусто. За столиком в углу сидели двое, притом настолько отличные друг от друга, насколько вообще могут отличаться два человека. Слева горбилась по-птичьи над столом невысокая женщина лет шестидесяти. Напротив нее сидел молодой человек – крупный, неловкий и совершенно лысый. Тень решил, что это мать и сын.

Он сел за стол в середине.

Появилась с подносом пожилая официантка и поставила перед парой по тарелке супа. Молодой человек начал на суп дуть, чтобы остудить, а мать сильно постучала по его руке ложкой.