Пауль повернулся к Стилгару.

– Прибыли Чани и твоя мать, – сообщил тот. – Чани попросила некоторое время не беспокоить ее – она хочет побыть наедине со своим горем. Преподобная же Мать уединилась в «колдовской комнате»; причины тому я не знаю.

– Моя мать тоскует о планете, которую скорее всего больше не увидит, – сказал Пауль. – О мире, где вода падает с неба, а растения столь густы, что меж ними трудно пройти.

– Вода с неба… – шепотом повторил Стилгар.

В этот миг Пауль увидел, как Стилгар из гордого фрименского наиба на глазах превращается в создание Лисан аль-Гаиба, воплощающее преклонение и покорность. Этот могучий человек уменьшился в один миг – и на Пауля снова повеяло призрачным ветром джихада.

Я увидел, как друг становится почитателем…

Пауль вдруг ощутил резкий приступ одиночества… Он оглядел зал и впервые заметил, как замирают и тянутся к нему часовые, едва только он появляется среди них. Он почувствовал невидимое соперничество – каждый федайкин втайне надеялся, что Муад'Диб заметит и отличит его.

Муад'Диб, от которого исходит благословение, сказал он про себя, и это была самая горькая мысль в его жизни. Они чувствуют, что я должен взять трон, – подумал он. – Но они не могут понять, что я делаю это, единственно чтобы предотвратить джихад…

Стилгар кашлянул:

– Раббан тоже мертв…

Пауль только кивнул.

Часовые-федайкины справа от него расступились и стали «смирно», открыв проход для Джессики.

Она была в своей черной абе и шла той особой фрименской походкой, которая вызывала в памяти скольжение фримена по песку; но Пауль заметил, что сам дворец вернул ей что-то из ее прошлого, из времени, когда она была официальной наложницей правящего герцога. В ней вновь видна была прежняя властность, во всяком случае часть ее.

Джессика встала перед сидящим в кресле Паулем, взглянула на него сверху вниз. Она видела, как он устал и как старается скрыть свою усталость, – но не чувствовала сострадания. Она, казалось, была сейчас вообще не способна на какие-либо эмоции по отношению к сыну.

Войдя в Большой зал, Джессика удивленно подумала, почему он кажется ей каким-то не таким, каким она его запомнила. Он был чужим, словно она никогда не была здесь, никогда не проходила по нему со своим возлюбленным Лето, никогда не встречала здесь пьяного Дункана Айдахо – никогда, никогда, никогда…

Должно было бы существовать слово, антонимичное слову «адаб» – «воспоминание, приходящее само и требующее действий, самодостаточное и сильное», нужно слово, означающее воспоминания, отрицающие сами себя…

– Где Алия? – спросила она.

– На улице, конечно, – ответил Пауль. – Делает то же, что и все порядочные фрименские дети: добивает раненых врагов и отмечает их трупы для команд водосборщиков.

– Пауль!!!

– Но ты должна понять, что она это делает по доброте души, – объяснил он. – Не правда ли, странно, как мы порой не можем осознать скрытое единство доброты и жестокости?

Джессика свела брови, пораженная переменой в сыне. Неужели это сделала с ним смерть его ребенка? – подумала она, а вслух сказала:

– Люди рассказывают о тебе странные вещи, Пауль. Они говорят, что ты обладаешь всеми теми особыми способностями, о которых говорит легенда: от тебя-де ничего не скроешь, ты можешь видеть то, что не дано видеть другим…

– И гессеритка еще говорит о легендах? – усмехнулся он.

– Да, я порядком приложила к тебе руку, – признала Джессика. – Но ты не должен ожидать от меня, что…

– Как бы тебе понравилось прожить миллиарды миллиардов жизней? – спросил Пауль. – Вот тебе и материал для легенд! Подумай только обо всем этом опыте, о мудрости, которую опыт дает. Но мудрость закаляет любовь – и умеряет ее; и она придает новую форму ненависти. Как можно говорить о жестокости, не изведав всей глубины жестокости и доброты?.. Ты должна бы меня бояться, мама. Я – Квисатц Хадерах.

Джессика попыталась сглотнуть, но у нее пересохло в горле. Наконец она выговорила:

– Ты как-то отрицал, что ты Квисатц Хадерах…

Пауль покачал головой.

– Я больше ничего не могу отрицать. – Он посмотрел ей в глаза. – Сейчас придут Император и его люди. Я жду объявления с минуты на минуту. Будь возле меня. Я хочу, чтобы мы с тобой хорошенько их разглядели: с ними – моя будущая невеста.

– Пауль! – воскликнула Джессика. – Не совершай ошибку, которую сделал когда-то твой отец!

– Она принцесса, – объяснил Пауль. – И она – мой ключ к трону, и не более того. И никогда она не станет ничем большим. Ты говоришь – ошибка? Ты думаешь, из-за того, что я есть то, чем ты меня сделала, я не могу желать мести?

– Ты желаешь отомстить даже невинным? – спросила Джессика и подумала: «Он по крайней мере не должен повторить мои ошибки».

– Невинных нет больше, – отрезал Пауль.

– Скажи это Чани, – посоветовала Джессика и повела рукой в сторону прохода, ведущего во внутренние покои дворца.

Чани вошла в зал; по бокам от нее выступали два фрименских телохранителя, но она, казалось, не замечала их. Капюшон и шапочка дистикомба были отброшены назад, фильтр-маска отстегнут. Она неуверенной походкой подошла к Джессике и встала рядом.

Пауль увидел слезы на ее щеках: она отдает воду мертвому. Он почувствовал острый укол скорби – но это было так, словно он мог ощущать эту скорбь лишь через присутствие Чани.

– Он мертв, любимый, – проговорила Чани. – Наш сын мертв…

Пауль поднялся, стараясь ничем не показать свое отчаяние, коснулся щеки Чани, ощутив влагу на ней.

– Его не заменить, – сказал он, – но у нас еще будут сыновья. Это обещает тебе Усул!

Он мягко отстранил ее и жестом подозвал Стилгара.

– Слушаю, Муад'Диб, – сказал Стилгар.

– Они идут сюда с корабля – Император и его люди, – сказал Пауль. – Собери пленных в центре зала. Держать их в десяти метрах от меня, если я не прикажу иначе.

– Слушаюсь, Муад'Диб.

Стилгар повернулся. Пауль услыхал возбужденный шепот фрименов: «Видите? Он знал! Никто не говорил ему – а он знал!»

Теперь в самом деле можно было услышать шаги императорской свиты и один из маршей Корпуса Сардаукаров, который сопровождавшая своего повелителя дворцовая гвардия тихонько напевала себе под нос для поддержания духа. Гурни Халлек, сказав что-то Стилгару, подошел к Паулю со странным выражением в глазах.

Неужели я потеряю и его? – подумал Пауль. Потеряю, как потерял Стилгара, и друг станет поклонником, верующим?

– У них нет метательного оружия, – доложил Гурни. – Я лично проверил.