Теперь нам предстояло привыкать жить без отца. В моей голове просто не укладывалась мысль, что я больше никогда не увижу папу, не смогу с ним поговорить. Даже не представлял, что отец занимал такое огромное место в моей жизни. Тоска была страшная. И вот как-то ночью отец мне приснился, привиделся настолько явственно, будто я с ним действительно ещё раз пообщался наяву. После этого стало немного легче. События последних дней начали уходить в прошлое.

Мне позвонили с работы отца и сказали, что Николай Кузьмич из-за болезни не успел получить какие-то деньги, и просили приехать и забрать выписанную ему сумму. Потом позднее выдали и другие причитавшиеся заместителю начальника вознаграждения — прогрессивку, квартальную и годовую премии. Все деньги я отдавал маме, а она их не тратила, складывала в письменный стол как память о муже.

Через некоторое время из Управления отделочных работ сообщили, что подобрали камень, из которого хотели бы сделать памятник на могиле Николая Кузьмича. Просили подъехать, посмотреть, а также сказать, какую сделать надпись. Когда я увидел на складе УОРа представленную мне заготовку, то даже дух захватило. Это была двухметровая плита из чёрного полированного гранита габбро с отдельными яркими цветными искорками. Самый большой камень из всех, имевшихся в наличии.

«Специально для Николая Кузьмича подобрали, — прогудел низким голосом стоявший рядом со мной мастер гранитной мастерской. — Хороший был мужик. Наш склад одно время непосредственно ему подчинялся».

На Ваганьковским кладбище памятник установили в июне 1974 года. На полированном граните было высечено: «Генерал-лейтенант Богданов Николай Кузьмич. 1907–1972».

Дни бежали за днями, складываясь в недели, месяцы, годы. Теперь время нашей жизни поделилось на два периода: когда Николай Кузьмич был с нами и когда его не стало.

Мама каждый день бывала на Ваганьковском кладбище. После завершения рабочего дня в роддоме она садилась на трамвай и ехала к папочке. Могила отца благоухала в свежих цветах. Мама без конца корила себя за то, что не уберегла мужа. Она стала частенько заходить в церковь, подавать поминальные записки, зажигать на могиле свечи, потихоньку креститься, а при уходе как бы невзначай отвешивать земной поклон. Воспитанный в атеистическом духе, я сначала скептически относился к маминому принятию традиций православия. Однако со временем понял, в чём разница между мирскими и церковными делами. Пока в учреждениях работали люди, которые помнили Николая Кузьмича, к ним можно было обратиться за помощью и встретить сочувствие. Но постепенно одни ушли на пенсию, а другие и в мир иной. О Николае Кузьмиче просто некому стало вспоминать. А церковь хранит Вечность. Стоит только подать записку, и твоего Николая вспомнят и громогласно произнесут его имя с амвона.

Летом 1973 года к нам совершенно неожиданно из Алма-Аты пришло письмо из Отдела политико-воспитательной работы МВД Казахской ССР. Председатель Совета Музея А.Н. Кондратский, обращаясь к многоуважаемым членам нашей семьи, выразил своё сочувствие в связи с «тяжёлой, безвременной утратой замечательного товарища, соратника по чекистской работе в Казахстане Николая Кузьмича Богданова». Далее Алексей Николаевич просил «помочь восстановить заслуженную память о славных боевых делах Николая Кузьмича на посту наркома внутренних дел Казахской ССР» [М].

После всех служебных и партийных передряг, которые пришлось пережить отцу в финале своей чекистской карьеры, это письмо явилось просто как луч света в тёмном царстве. Мы уже не рассчитывали на то, что МВД когда-нибудь вспомнит Богданова добрым словом. Жалко, что произошло это всего через полгода после его смерти. Но, как известно, при жизни героями редко становятся. Пока работник активно действует, его у нас пинают, толкают, топят, обливают грязью, как только могут, пока совсем не добьют. А когда бедолага уходит в мир иной, тут только и вспоминают, какого потеряли Человека! Да уж поздно.

Полагая, что лучшее, в плане отображения служебного пути, нашему папочке не светит, мы, по просьбе тогдашнего начальника Музея МВД Казахской ССР, отправили в Алма-Ату почти все имевшиеся у нас раритеты. В их число вошли удостоверения, которыми Богданов пользовался ещё в 1930-е годы в Мяксе, Устюжне, Луге и Ленинграде, депутатские и членские билеты, относившиеся к московскому этапу работы с 1946 по 1953 год, документы ленинградского периода с 1953 по 1955 год, последнее удостоверение замминистра 1959 года и удостоверение личности генерал-лейтенанта запаса 1964 года. Из личных вещей отправили мундир парадный, бриджи с сапогами-бутылками, шашку и пояс парадные, все ордена и медали, значок депутата Верховного Совета СССР, ромбы и шпалы, будёновку. В именную табакерку положили правительственную телеграмму, в которой Сталин благодарил наркома внутренних дел республики Богданова за сбор средств на военные нужды. Приложили также личные и групповые фотографии и некоторые другие документы [М].

В летний отпуск 1974 года я вместе с мамой и сыном Алёшей полетел на самолёте в Алма-Ату, чтобы, прежде всего, взглянуть на экспозицию в музее. 28 лет не были мы в столице Казахстана, но складывалось такое впечатление, будто уехали отсюда только вчера. Семью Богдановых прекрасно помнили, сочувствовали в связи с безвременной кончиной Николая Кузьмича, приглашали к себе в гости.

К сожалению, получилось так, что Музей МВД был закрыт. Точнее, благодаря энергии энтузиастов собрали столько экспонатов, что те несколько комнат, которые выделили в качестве выставочных залов, оказались малы. Только что был решён вопрос об отводе под музей целого здания, и всю экспозицию упаковали, чтобы перевезти на новое место. В этом плане нам не повезло. Зато потом мы обошли всех алма-атинских родственников и знакомых, съездили в горы, искупались с сыном в запрудах, перегораживавших стремительные речки, побывали в урочище Медео и других местах. Полные впечатлений вернулись в Москву.

Снова съездить в Алма-Ату мы с мамой собрались только в 1985 году. Маме тогда исполнилось 80 лет, но она всё ещё продолжала работать врачом-лаборантом в роддоме. За свой долголетний и добросовестный труд Нина Владимировна была удостоена ряда наград. 1 апреля 1970 года ей присвоили почётное звание «Ударник коммунистического труда». В 1979 и 1982 годах старейшему медику дважды вручили медаль «Ветеран труда». 23 апреля 1985 года Н.В. Котова как бывший участник трудового фронта была удостоена медали «Сорок лет победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов». В трудовой книжке врача Роддома № 6 было записано полтора десятка благодарностей. Пенсию мама получала, заработанную собственным трудом за 45 лет общего трудового стажа [Н].

Учитывая солидный мамин возраст, в поездку отправились на поезде. В Алма-Ате первым делом связались с Музеем МВД Казахстана. Новый директор Л.М. Колесникова любезно приняла нас и представила руководству министерства. Потом приступили к осмотру музея. Интересовавшая нас экспозиция о Николае Кузьмиче входила в общий раздел, посвященный работе Наркомата внутренних дел в годы войны. На одном из планшетов была помещена большая фотография Богданова, причём молодого, в форме старшего лейтенанта госбезопасности. Чуть ниже во всю ши-рину планшета представлена плеяда из четырёх заместителей наркома-министра ВД Казахстана: П.В. Николаев, Π.П. Белюнов, Г.Η. Калашников и А.Ф. Мусин. Фотографии эти относились к разным годам, поэтому первый заместитель Николаев был в форме полковника, а остальные замы (успешно продвинувшиеся по службе) запечатлены с погонами генерал-майоров.