И голые колодцы лифтовых шахт.

По арматурной сетке две ловкие шустрые обезьянки быстро карабкались на шестой.

Будущие лестничные площадки. Полы-потолки.

Была весна.

Яркий солнечный май. В ушах свистел ветер. Из бетонных рам на девочек смотрело небо.

«Ухты! Зыко!» – сказала Ленка, первая вскарабкавшись «куда надо».

«Ну, что я тебе говорила? Вон тянучка!» – сказала Ленка и торжествующе посмотрела на Машку сверху вниз.

Но Машка мартышкой качалась на отошедшем от перегородки пруте арматуры. Потом ее пальчики расцепились.

Она улыбнулась Ленке и ухнула вниз.

С тяжестью камушка. С легкостью пёрышка.

Ветер завертел и перевернул Машку в воздухе. Дунул, слегка отодвигая от перегородок.

Ленка закричала.

Машка летела молча.

И упала в огромный контейнер грузовика с вилатермом.

В мягкие рулоны не самого плохого, в сущности, утеплителя.

Теперь она работает архитектором, замужем и сыну 15.

Он хочет поступать в Первый мед. На факультет биологической химии.

Он когда-нибудь придумает лекарство от рака.

Придумает.

Обязательно. Пусть даже не он. А его друг Антон. Или они вместе.

Это неважно.

Сами знаете, как у нас работают почтовые отделения: «Вчера пришло письмо, из Тольятти, что Вася родился, а он, говорят, уж помер».

Бывает, специально отпросишься с работы часика на два пораньше, чтобы получить по извещению посылку, и стоишь там насмерть, с таким лицом, как будто государственную границу защищаешь, хотя тебя заранее из окошка предупредили, что они в восемь закрываются.

«Мы, говорят, уже через два часа закрываемся! Не вставайте!» – и все тут. Хочешь, стой, хочешь, поворачивай, а хочешь, молись, чтобы впереди тебя все только за конвертами стояли.

Главное же, чтобы, на твою беду, не принесли черти какую-нибудь с удостоверением (как будто тут все не инвалиды) или мамашу с коляской (как будто тут все стоят «просто так» без детей и колясок)… Позагорать пришли.

«Господи, помоги мне! Пусть, хотя бы вон та, толстая, стоит за конвертом! И тот, длинный с затылком, тоже. Прошу тебя, Господи, помоги!..»

«Помоги мне, а? Не этому! Не этой! А главное, Господи, не тому, вон там: посмотри на него, Господи, какой стоит!.. Ну и рожа, напрасно ты ее создал, прости ты меня, Господи! Это же даже не дельфин, а целый дельфинарий, с дипломатом… Пингвин! У него же такая трухомордия, что если ты ему поможешь, а не мне, то я даже не знаю…»

И каждый из очереди с верой и надеждой взывает к небесам, стараясь обратить на себя их благосклонное внимание. А гнев их обернуть против прочего человечества.

Пока из подсобного помещения не выйдет уборщица с ведром и веником и не прижмет тряпкой очередь к прилавку с открытками.

Думается, что если есть очередь в ад – да и почему бы ей не быть, ведь любая система подразумевает очередь, если попасть к окошку много желающих – то это очередь такая же, как в наше почтовое отделение…

* * *

На самом краю деревни Петелкино Тамбовской губернии, у подножия мусорной свалки, стоял вагон.

В вагоне жила Тамара Петровна Собакина, бывшая доярка бывшего молокозавода «Русь».

Тамара Петровна жила хорошо. Она не унывала. Она собирала летом грибы и ягоды на опушке железнодорожных путей, продавала на станции, а взамен покупала сахар и соль, варить и солить на зиму. Еще у нее за свалкой было картофельное поле и даже парник.

Когда-то был у Тамары Петровны даже хороший сруб (карельской березы), яблоневый сад и участок десяти соток, банька, коза и корова.

Был когда-то у Тамары Петровны и сын Сема.

Хорошо кушал. И учился тоже хорошо. На одни пятерки. Здоровый был мальчик (тьфу-тьфу-тьфу на него). Радость матери.

Но после армии Сема остался в городе, женился, а потом еще раз женился и стал в этом городе большим человеком.

Однажды Сема приехал навестить Тамару Петровну, с приятелем. Приятель был как-то не очень (он Тамаре Петровне не понравился): лысый, толстый, прожорливый, просто кабан (прости, Господи!), а не приятель, а бедный Семочка был только после развода, худенький такой мальчик, ребенок, что сердце матери разрывалось.

Говорил Сема, что платит теперь жене (она, конечно, оказалась порядочная стерва) алименты и жить ему совершенно не на что, а надо еще выплатить за квартиру и машину кредиты.

Сема кушал в тот раз тоже хорошо, а потом попросил Тамару Петровну продать дом с участком, иначе ему, мол, никак, иначе в следующий раз, говорит, мать увидит у этого порога его голодный труп.

Она подписала бумаги, и сын с этими бумагами и приятелем уехали обратно в город, дав Тамаре Петровне на сборы три дня времени.

А потом приехал один только лысый Семочкин приятель и вежливо проводил Тамару Петровну за калитку.

Так что она теперь жила в вагоне, у подножия мусорной свалки, и не унывала. А денег хватало даже на то, чтобы раз в год собрать сыну в город посылку.

Правда, самого сына Тамара Петровна с тех пор больше не видала, ни живого, ни мертвого.

Но главное все-таки было, что сын жив и она спасла его от голодной смерти.

И она продолжала спасать своего Сему, пока сама однажды зимой не замерзла в своем вагоне от холода.

Нашли ее только весной. Нашли записанный на бумажке адрес сына, по которому она посылала свои посылки.

Дали телеграмму на этот адрес.

Сын не приехал.

И Тамару Петровну записали в специальном журнале под номером 60996 как неопознанную БМЖ (хотя у Тамары Петровны был и вагон и сын, но кому охота возиться?) и похоронили за государственный счет, при помощи трактора. Правда, на холмик установили табличку все с тем же порядковым номером.

А что?

Разве мертвым не все равно, где лежать?

* * *

Цвела сирень. В песчаных отмелях Мякининской поймы плескались мальки. Живописные ландшафты и экологическое благополучие гармонично соседствовали под башнями жилого комплекса «Альбатрос» с развитой инфраструктурой района. Асфальтовой радугой вздымался над ржавым водоканалом Строгинский мост. Над безмятежной лазурью Кировского затона плыли ватные облачка.

Семен Петрович Собакин (невысокий мужчина, похожий на толстого дождевого червя), вдовец со скромным капиталом в швейцарском банке и соучредитель благотворительного фонда «Счастливая старость», насвистывая что-то противное, заложив руки за спину, неторопливо шел по зеркальному холлу ЖК «Альбатрос», вдоль рядов почтовых сейфовых ящиков.