– В гробу и в белых тапочках ты еще будешь! Это я тебеустрою, обещаю.

Я промолчала и брезгливо посмотрела на зека. Он выпил все додна, даже не поморщившись.

Увидев, как зек навалился на еду, я поняла, что могуостаться голодной. Зажмурившись, я сделала несколько глотков самогона. Горлотут же загорелось, а глаза чуть не вылезли из орбит. Громко закашлявшись, яуронила стакан. Зек засмеялся и протянул мне кусок курицы. Съев его, япочувствовала себя значительно лучше.

Зек вливал в себя стакан за стаканом.

– Ты не загоришься? – поинтересовалась я.

– Хорошая самогонка. Молодцы, хорошо делают. Я уже сто леттак не расслаблялся. Ты даже не представляешь, что я чувствую после четырех леттюрьмы. Сижу на свободе, ем вдоволь, пью. Рядом красивая девка. Что еще надо?!

– Сильно не радуйся. Все равно милиция тебя найдет и посадитна место. Еще пару статей на тебя повесят. Побег и похищение человека.

– Это кого ж я похитил?

– Меня, конечно, кого же еще!

– Насколько я помню, ты меня сама сюда привезла.

– Насколько я помню, когда я тебя сюда везла, то в мою спинубыл наставлен пистолет. И про руку мою не забудь. Про нее вообще отдельнаястатья будет.

– Ладно, заткнись ты со своими статьями, и так тошно. Дайволе нарадоваться.

– Радуйся на здоровье. Только как бы я была тебе благодарна,если бы ты радовался без меня.

– Без тебя не получится.

Я почувствовала легкое головокружение. Выпитая самогонкадала о себе знать. Тело стало почти невесомым. Нервное напряжение ушло,настроение поднялось, мне даже показалось, что все не так уж и плохо. Я решилаеще выпить, но, сделав глоток, вновь закашлялась. Из глаз хлынули слезы. Зекзасмеялся и постучал меня по спине.

– Ну, ты даешь! Совсем пить не умеешь!

– Пить я умею, только не самогонку.

– Что же ты пьешь?

– Обожаю французское вино, только красное. Желательно, чтобыоно было большой выдержки и довольно терпкое. Вина годовалой выдержки меня непрельщают. Из крепких напитков пью текилу – мексиканскую водку. Спиртное – этокак одежда. Его тоже выбирать надо.

– Ты тут из себя крутую не строй. Не в ресторане. Самогонка,между прочим, отличная.

– Я никого из себя не строю. Ты спросил, я ответила. Вот ипей свою самогонку, а я больше не хочу.

– Скажи честно, тебя торкнуло?

– Это как?

– Ну, в голову дало?

– Дало, – призналась я. – Голова кружится, и перед глазамиплывет.

– Классная штука.

– А ты зачем так хлещешь?! Напьешься, что я с тобой делатьбуду?!

– Мне, чтобы напиться, знаешь, сколько ведер надо выпить! Ачто нам с тобой делать, мы придумаем. Я всегда найду тебе применение, можешь несомневаться.

Я слегка протрезвела и вздрогнула от испуга.

– Послушай, а ты вообще сколько собираешься держать меня вкачестве ширмы? Что мы будем делать завтра, послезавтра? Не будем же мы торчатьв этой брошенной деревне, попивая самогон?

– Ты тут мне лишних вопросов не задавай. Не суй свой нос вмои дела. Я поступлю так, как сочту нужным. Мне необходимо отдохнуть инабраться сил.

– Я бы не совала свой нос, если бы это не касалось меня. Япредложила тебе машину, только бы ты меня отпустил. Я ранена, мне необходимолечение.

– Хватит заливать! Я обработал тебе рану, этого достаточно.

Я почувствовала, как дико закружилась голова. Интересно,сколько градусов в этой самогонке? Может, мне все-таки искупаться в речке? Япьяна, а вода должна подействовать отрезвляюще.

– Ты ешь, я искупаюсь, – сказала я зеку и сморщилась,увидев, как он выпивает очередной стакан самогонки.

– Искупнись, – усмехнулся он, запихнув в рот целое яйцо.

Открыв багажник, я достала купальник, зашла в дом ипереоделась. Направляясь к реке, я почувствовала, как зек сверлит менявзглядом.

– А ты неплохо сложена, – крикнул он мне вслед.

Я ничего не ответила и быстро зашла в воду. Мне стало легче,мысли перестали скакать и путаться. О побеге не могло быть и речи, потому чтобежать некуда – кругом лес.

Выбравшись на берег, я достала из багажника полотенце изакуталась, для того чтобы зек поменьше глазел на мой купальник. Сев напокрывало, я увидела пустую бутыль из-под самогонки и покачала головой. Зек необратил на меня внимания и принялся за вторую бутыль.

– Будешь еще самогонку?

– Нет.

– А картошку?

– Я наелась. Ничего не хочу.

– Тогда я доедаю.

– Доедай. Там что, в тюрьме, не кормят, что ли?

– Кормят, но плохо. Там можно выжить, если только дачкиносят постоянно. Мне дачки часто носили. Просто в камере голодников много. Уних ни сигарет, ни дачек. Они смотрят и слюни пускают. Приходилось делиться. Подомашней пище соскучился.

– Так езжай домой. Там накормят.

– Домой нельзя. Да там меня никто и не ждет.

– Тебе еще сколько осталось сидеть?

– Два года.

– Что, тяжело было досидеть?

– Ты посиди, узнай, как сидится.

– Нет, я тюрьмы больше всего на свете боюсь.

– Не так страшен черт, как его малюют.

– Что ж тогда сбежал?

– Просто я слишком ценю свою жизнь, чтобы проводить ее вневоле. Жизнь, падла, и так короткая, а зона и тюрьма сокращают ее еще больше.А ты что в полотенце закуталась? Замерзла, что ли?

– Замерзла, – соврала я.

– Что ты мне мозги пудришь, на улице жара стоит, тридцатьградусов. Боишься, что я на тебя залезу, так и скажи!

– Конечно, боюсь. Мне меньше всего хочется бытьизнасилованной каким-нибудь зеком.

– Больно надо тебя насиловать, – усмехнулся зек. – Ты мнесама дашь.

– Что?! – Я моментально покраснела и была готова провалитьсясквозь землю.