– Теперь вы понимаете, Сергей Федорович, что я ничем не могу вам помочь? Я сделала все, что могла, и у меня больше нет сил. Нет, понимаете?

– Понимаю. И все же, Ольга Петровна, позвольте, я задам вам несколько вопросов? – мягко спросил Сергей. Она шевельнулась в кресле, шумно вздохнула, подобралась. – Из вашего рассказа о Полине я понял, что девочка была достаточно жестоким ребенком.

– Нет, вы неправильно все поняли. Вы не поняли ничего, – Загорская усмехнулась и налила себе еще коньяку. – Полина была жестока только по отношению ко мне. Да, она была странной. Да, непохожей на других детей. Дикой, нелюдимой, но никак не жестокой. Она любила животных! Вечно подбирала на улице бездомных собак и кошек. Я не запрещала. Антисанитария, но я не запрещала! Психиатр сказал, что это хорошо для девочки. А я все делала, чтобы ей было хорошо. Полина не была злой. Она только меня ненавидела. Она решила, что я виновата в смерти Клавдии, что из-за меня все это случилось, и не простила. А ее любовь к книгам… Сколько раз я, заглянув к ней в комнату, заставала дочь плачущей над какой-нибудь книжкой. Книги любила, животных любила, а меня – нет. И этого учителя убогого любила! За что? Чем я хуже? Чем я хуже дворовых кошек и блохастых собак?

Загорская схватила бутылку коньяка, сделала большой глоток из горлышка, закашлялась. Кажется, она уже порядком опьянела, пора было сворачивать разговор.

– Последний вопрос, Ольга Петровна, – сказал Сергей. – Что сказал гинеколог после осмотра Полины?

– Что моя дочь – девственница! – выпалила Ольга Петровна и расхохоталась.

От Загорской Сергей вышел усталый и эмоционально опустошенный. Домой идти не хотелось, хотелось выпить… Чтобы, так сказать, вновь наполниться. Ноги сами принесли его в любимое питейное заведение. Сегодня здесь было немноголюдно. На столиках, за которыми сидели редкие посетители, плакали и дарили мягкий свет свечи, похожие на крохотные керосиновые лампы. Из динамиков лились проникновенные песни Сезарии Эворы. В общем, атмосфера располагала.

Сергей устроился за столиком у окна, заказал кружку разливного «Невского» и жареные куриные крылышки на закуску и только сейчас заметил, что волосы у него мокрые. На улице шел дождь, а он этого даже не заметил, пока шагал от метро. Сергей Федорович пошевелил пальцами ног: в ботинках тоже было подозрительно мокро, однозначно, по пути своего следования он промерил все лужи. Сережа, ты мудак, похвалил он сам себя и снова отключился от действительности.

«Да, она была странной. Да, непохожей на других детей, – прокручивал он в голове подробности рассказа Загорской о дочери. – Странной и непохожей на других… Непохожей…» А ведь он сразу это понял, как только увидел девушку. В первое же мгновение. Может быть, чуть позже, когда подхватил ее, легкую и беззащитную, на руки и почувствовал влажное тепло ее кожи? Или же в тот миг, когда утонул в ее изумрудных глазах – но понял, что Полина не похожа ни на одну женщину, которую он до этого знал. Загорская не открыла для него истины, но помогла лучше понять девушку.

Школа… Полина не ладила с одноклассниками, потому что никто не мог разделить с ней ее проблемы, не нашла она себе подобных. Проблемы-то были совсем не детские. И Полина отошла в сторону, ушла в свой мир, выплескивая наболевшее в личных дневниках. Здесь как раз ничего необычного в поведении девочки нет – все логично.

И тут появляется Он – человек намного старше Полины, и девочка при первом удобном случае бежит к мужику, околачивается у него целыми днями и вечерами, меняется в лучшую сторону, расцветает на глазах. А он, значит, ее не гонит и с радостью принимает. Что может связывать взрослого мужика и девочку? Девственность – еще не доказательство того, что отношения были безобидными. Вот сука, что он там с ней делал? На месте Загорской он бы вообще ноги пообломал этому уроду! От негативных эмоций у Быстрова аж в глазах потемнело. Как-то уж слишком он… эмоционально все… Нехорошо!

Официант поставил перед Быстровым кружку, Сергей тут же в нее вцепился, хлебнул пива и с грохотом поставил ее обратно на стол.

Полегчало, отметил он, прислушиваясь к себе.

Связь Полины Кравцовой с Валерием Яковлевым продолжается до сих пор. Что за связь? Что же там было в далеком прошлом? Чем Валерий Яковлев так зацепил девочку, что она окончательно поссорилась с матерью, когда та вмешалась в эти отношения? Предположим, что много лет назад этот гоблин пытался совратить ребенка. Ему это почти удалось, но главного он не успел – Загорская испугала его заявлением в милицию. Яковлев затаился, а после и вовсе умотал в Штаты. Теперь же вернулся, чтобы получить то, о чем мечтал все эти годы. Мразь такая! Извращенец! Сергей клацнул зубами и впился в хрустящее крылышко несчастной жареной курицы, потом ухватился за следующее. Через пять минут на тарелке лежали только косточки.

«Что это со мной? – озадаченно размышлял он, забивая «пяточкой» в трубку табак. – Неужели я ревную? Совсем обалдел! Ревную непонятно кого к женщине, о которой почти ничего не знаю. К женщине, которая мне не принадлежит и не будет принадлежать никогда. К женщине, которая так искромсала своего обидчика, что ни один здравомыслящий мужик, зная об этом, к ней и за километр не подойдет. Сережа, ты мудак, – вновь вынес себе вердикт Быстров. – Запал на чудесную такую во всех отношениях девушку, которой раз плюнуть, как отрезать обидчику член! Да… судя по рассказам матери – обиды Полина не прощает». В штанах вдруг стало как-то холодно и неловко. Быстров поерзал на стуле, сделал два глубоких вдоха и закурил трубку.

Хм… Запал… Ничего подобного! – это во-первых. А во-вторых, никакая Полина Кравцова не странная, а вполне обычная девушка. Загорская сама виновата в том, что Полина ее не простила, бросила ребенка в глуши со старой маразматичкой-пенсионеркой. Знаем мы этих училок бывших, ничему хорошему они не научат. Бросила, а после опомнилась, понимаешь, да поздно. И насильника было за что члена лишать. Так ему и надо, говоря по совести! Школу не любила – а кто ж ее любил-то, родимую? Его и самого бесили учителя и большинство одноклассников, только в отличие от Полины со сверстниками Сережа Быстров тесно контактировал, а оставшиеся после этих «контактов» синяки и шишки потом долго болели. Да и мать не особенно баловала сына вниманием – хотя любила, и он это знал. Так что нет ничего особенного в том, что он на девушку запал. Ну и что, собственно, такого в том, что его к этой девушке влечет? И почему, собственно, он не может… О чем это он? Быстров крякнул, уловив, что рассуждения его завели куда-то совсем не в ту степь. Запал, не запал! Влечет, не влечет! Сережа, ты мудак, сообщил ему внутренний голос и добавил назидательно: думай о деле, а еще лучше – бабу найди себе уже новую!

«Возьму вот и найду!» – подумал он мстительно, и…

– Мужчина, у вас свободно? – раздался над ухом приятный женский голос.

– Занято! – рявкнул Сергей Федорович, от неожиданности выронив трубку изо рта. Накаркал, блин, обреченно вздохнул Быстров и расстроился: что бы ни советовал ему внутренний голос, но знакомиться сегодня у него не было никакого желания. Тем более с таким чудовищем, что стояло напротив его столика. Девица была похожа на папуаску: торчащие в разные стороны разноцветные косички, убийственно яркий макияж и странный темно-оранжевый цвет лица.