— Говори, — махнул на них рукой Новиков. — Это с Тульской сталкеры.

— Ах, вот оно как, — вздохнул Матвеич. — С Тульской значит. Вы знали убитую?

Сергей почувствовал, как перехватило дыхание и сами собой подкосились ноги.

— Что? — выдохнул он, — Вера?

— Вера? — подхватил озабоченным голосом Странник.

— Ее звали Вера? — доктор покачал головой.

— Вера Таборовская. Что случилось? Может это не она? Что вообще тут происходит?

— Сергей, погоди. — Перебил его Новиков. — Матвеич. Так что?

— Ну, насилия, что мы предполагали ранее, не было. — Проворчал доктор. — То есть интим был. Это сто процентов. Но, похоже, что добровольно.

— Тогда зачем Кривошеев ее убил? — развел руками комендант.

— Да черт его знает, что на парня нашло. Убить, да еще так…

— Мать вашу, — прорычал, сбрасывая на пол станции свой рюкзак, Сергей и, рванулся в хижину.

— Стой, куда! — окрикнул его комендант. У самого входа, дорогу Маломальскому перегородил один из бойцов оцепления, но Сергей бесцеремонно оттолкнул его, — Свали с дороги, я сталкер.

В узком, неказистом жилище, где из всей утвари был лишь топчан и облезлая тумба, да лампа масляная из гильзы на этой тумбе, лежала мертвая Вера. Лежала на полу, устланном собачьими шкурами. Ее обнаженное тело было накрыто простынею. А открытое на обозрение лицо изуродовано и залито кровью.

Сергей вздохнул и медленно опустился на топчан. Отвернул голову. Он знал Веру. Знал насколько она несчастная женщина. Хотя, кто сейчас в этом метро был счастливым? Но он всегда чувствовал вину перед ней за то, что имевшая когда-то место быть близость между ними, лишь добавила горечи в ее судьбу. А теперь она лежала мертвая и не спросить у нее, что же случилось с тем ребенком и что произошло с ней. Да, дело это оказалось не таким простым, как он предполагал еще недавно. Сергей отчего-то совсем не допускал мысли, что с Верой может что-то случиться. Тем более не думал он, что натолкнется на совершенно идентичную картину, что и в госпитале на Тульской.

В жилище вошел Странник и тут же склонился над женщиной. Водя ладонями возле головы. Следом появились доктор Матвеич и Новиков.

— Вера… Мозз… — тихо произнес Странник и, поднявшись на ноги, строго посмотрел на представителей местной власти. — Кто?! — резко спросил он.

— Вы ее родственник? — спросил доктор.

— Странник. Кто. — Не меняя тон, говорил юродивый.

— Мужики, он того немного, — произнес Сергей, покрутив растопыренной ладонью у своего виска. — Объясните что случилось.

— Да дело непонятное, — пожал плечами Новиков. — Пришла она значит из тоннеля. Заплаканная вся. Ничего не говорит. Скулит только, да за голову держится. Ну, ее конечно тамошний пост остановил. Старший сказал Кривошееву, бойцу поста, чтоб тот отвел ее в лазарет наш. Вроде там кровь у нее носом шла. Они-то подумали, что ее может муж отлупил, и она сбежала, куда глаза глядят или что-то в этом роде. Ну, повел ее Кривошеев. Потом смена поста, а его все нет. Ну, его наряд сменился и старший пошел к нему домой. Узнать чего он не явился на смену. А тут такое. И Кривошеева нет. Кинулись искать. Нет нигде. Но вроде видел другой пост, как он быстро ушел в тоннель. В сторону Полянки. Мы конечно охотника и диггера пустили вдогонку. Но пока не пришли.

— Видимо этот Кривошеев склонил ее к интиму. А потом убил. — Покачал головой доктор.

— Твою мать, — еле слышно выдохнул Маломальский, затем громче добавил, — Матвеич, ты уверен, что ее раны нанесены снаружи?

— Я что-то не понял.

— Ну, не похоже, что травмы в ушах и носу как бы изнутри вырвались?

— И как такое может быть?

— Да, черт возьми, я не спрашиваю, может такое быть или нет! — разозлился Сергей, — Ты повнимательнее посмотри!

— Сергей, а в чем дело? — нахмурился Новиков. — Ты что-то знаешь?

— Да у нас на Тульской та же история. Пришел ребенок. Плакал и не говорил. Вера его приютила. Потом Вера почему-то ушла со станции, а ребенка у нее в комнате мертвым нашли. И наш Айболит сказал, что травмы у него изнутри. Будто какая-то опухоль в голове взорвалась.

Новиков и Матвеич переглянулись.

— Я за помощниками и инструментами, — сказал доктор и быстро вышел из хижины.

— Никита, отправь гонца на Тульскую. Там пусть доложит по Вере и подробности о нашей истории узнает. А нам спешить надо.

— Куда?

— В сторону Полянки, ясное дело. Скажи только, как это Кривошеев выглядит.

— Да, как выглядит, — Новиков задумчиво потер голову. — Ну, низкий. Худой, ясное дело. Рыжий с плешью на макушке. Нос перебитый. Ты что же, хочешь сказать, что он не убивал?

— Я хочу сказать, что, судя по всему в его голове что-то чужеродное. И Кривошеев этот, уже заочно мертв. Но мы пытаемся понять, что это за дрянь людей убивает.

* * *

Сергей никогда не страдал одной из главных психологических болезней современного общества, а именно боязнью тоннелей. Но были в этом мире пути, которые он по тем или иным причинам не любил. Это черное жерло, ведущее к станции Полянка, было одним из них. Много было разных историй о том, отчего Полянку забросили люди. Истории были одна бредовее другой, но ведь где-то в них зарыта истина. И конечно был известный факт. Станция заброшена, и обживать ее никто особо не торопился. А ведь она имела прямое сообщение и с Полисом и с Ганзой. Можно это конечно списать на банальное суеверие людей, но ведь на чем-то основывался этот суеверный страх. По этому тоннелю иногда передвигались люди. Конечно не поодиночке, что делало поступок Кривошеева безрассудным, но был ли у него рассудок, если что-то проникло в его голову?

Сам Сергей по этому тоннелю не ходил, хотя одним из основных его маршрутов в метро был путь от Тульской до Полиса. А это кратчайший путь. Но одной из основных заповедей сталкера всегда была простая истина — кротчайший путь, не есть самый простой и безопасный.

Набрав на поверхности книг, Сергей всегда двигался до Серпуховской. Оттуда поднимался по эскалатору на Добрынинскую и по кольцу, через Октябрьскую до Парка культуры, где была граница Ганзы и коммунистической красной линии. Конечно, у советов для других режимов был непроницаемый железный занавес на границах и строжайший пропускной режим. Но транзит сталкеров был оговорен давно и ему, в связи с этим было легче пересекать миры коммунистического рая. Да и знали его там. Не раз ходил. И, как правило, оставлял красным идейно выдержанные и отвечающие их политике книги. Благо такие у него всегда имелись. И так он, от Парка культуры, минуя Кропоткинскую, попадал в Полис. Огромный микромир, объединивший в одной точке четыре станции.

Но вот сейчас он шел по тоннелю, который всегда избегал, предпочитая ему уже привычный маршрут.