— Ну нет! Я только обещал, что мы станем вести себя так, как если бы только что познакомились. Мы будем веселиться и радоваться жизни, не думая о том, что было раньше.

— Но это ведь то же самое?

— Конечно нет, — лениво возразил Доменико, лаская Кэролайн взглядом. — Я веду себя так, как вел бы с любой другой девушкой, с которой провел волшебный вечер.

Кэролайн поняла жестокое значение его слов. Конечно же он имел в виду, что ценит ее настолько низко, что не считает нужным вести себя по-другому. Он обманул ее. Весь вечер, пока она была так счастлива и весела, он планировал этот финал. Кэролайн хотелось ненавидеть его, но не могла. Она чувствовала себя глубоко несчастной и попыталась уязвить его:

— А я-то думала, что ты джентльмен, Доменико!

— Неужели мне опять надо напоминать тебе, что ты моя жена, Кэролайн? Что такого, если мужчина хочет поцеловать свою жену? Разве не ты сама сказала, когда я спросил, насколько хорошо ты знала Вито, что знала его так, как в наше время любая другая девушка знает отца своего ребенка, — свирепо выдохнул он. — А теперь, когда на твоем пальце кольцо, ты ведешь себя словно целомудренная девица! — Доменико яростно впился пальцами в плечи Кэролайн. — Я без ума от тебя, Кэролайн. Ненавижу себя за это, но не могу устоять перед соблазном растопить лед в твоем маленьком каменном сердечке. — Глаза Доменико блестели, словно горящие угли. — Неужели этот лед только для меня, Кэролайн? Если да, то я знаю, что могу растопить его! Я заставлю тебя полюбить меня.

Кэролайн пыталась сбросить ласкающие ее руки Доменико, но они были будто из стали. Ее глаза потемнели от боли, но он то ли не заметил этого, то ли не обратил внимания. Его губы яростно вонзились в нежные лепестки ее губ. Кэролайн стойко переносила его унизительные ласки, зная, что Доменико причиняет больше боли себе, нежели ей. Он вымещал на ней отвращение к себе за то, что не смог устоять.

Усталость, которую Кэролайн испытывала последние несколько часов, вновь нахлынула, и она почувствовала, что ее окутала волна безразличия, которую не растопить даже страсти Доменико. Она все глубже и глубже проваливалась в черную яму и не могла сопротивляться.

Доменико почувствовал, что тело Кэролайн ослабело. Она перестала бороться, и он испытал торжество, обнимая ее ставшее податливым тело. Он поднял голову, чтобы восторженно взглянуть в ее глаза, но, к своему недоумению, увидел, что мягкие ресницы Кэролайн опустились, а прислушавшись к ее тихому дыханию, понял, что она далеко от него. Она почти спала сном усталого ребенка.

Взгляд Доменико смягчился, когда он взглянул на ее невинное лицо. Она выглядела такой юной и беззащитной, что он устыдился. Шепотом обругав себя, Доменико бережно поднял ее на руки и понес в спальню.

Машина Доменико неслась из аэропорта Рима в центр города. Такого роскошного интерьера Кэролайн еще не видела. Лучи солнца плясали на сияющем кузове, а блестящие хромированные панели горели ослепительным светом.

Машина поджидала их, когда они спустились по трапу самолета, прилетевшего из Парижа рано утром, и на лице Доменико, когда он уселся за руль, появилось довольное выражение, потому что парижские такси и взятые напрокат машины, в которых он ездил в Англии, остались позади.

Взгляд отдыхал на обивке из кремовой кожи, и сидеть было очень удобно. Кэролайн взглянула на Вито, который довольно ворковал в детском креслице, прочно установленном на заднем сиденье, и, когда убедилась, что ему удобно, искоса посмотрела на суровый профиль Доменико. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Ее пальцы нервно теребили тончайший кружевной носовой платок, и Кэролайн пыталась тщетно справиться с волнением, охватившим ее при мысли о приближающемся испытании.

Понравится ли она тете Доменико? Примет ли ее семья или они восстанут против нее? Пока Кэролайн думала, как начать этот разговор с Доменико, он на удивление проницательно заметил:

— Не волнуйся, Кэролайн. Тетя Рина — одна из самых удивительных женщин, какую я когда-либо знал, а что касается остальных членов семьи, — он слегка пожал плечами, — то их мнение не имеет значения.

— Как похоже на мужчину, — холодно воскликнула Кэролайн, — отмахиваться от естественного любопытства своих родных и их удивления при появлении новой родственницы, о которой они ничего не слышали! Как бы ты среагировал, если бы Вито представил тебе меня и ребенка?

Не отводя взгляда от дороги, Доменико вытащил из кармана сигарету, закурил и помедлил, прежде чем дать ответ, который нисколько не успокоил Кэролайн.

— Вероятно, я представил бы самое худшее, как и они, — спокойно ответил он. — Но тебе не стоит бояться. Важнее всего мнение тети Рины, и я дам ей достойное объяснение, а если оно ее не удовлетворит, то она слишком уважает мои чувства, чтобы начать расспросы. Ты скоро поймешь, что ребенок вполне загладит обиду, причиненную ей нашей тайной свадьбой.

— Ты намерен ей сказать, что мы поженились совсем недавно?

— Это самое трудное решение, какое мне приходилось принимать. — Лоб Доменико пересекла морщинка. — Никогда прежде ее не обманывал. Мысль о том, что придется ей лгать, мне отвратительна, но правда разобьет ей сердце. Так что мне не остается ничего другого, кроме как сказать ей, что мы поженились полгода назад и держали все в тайне, потому что твои родственники возражали против того, чтобы ты выходила замуж так рано. Как думаешь, это правдоподобно?

— Не знаю, — с сомнением протянула Кэролайн. — Разве ей не покажется странным, что мы ждали, пока ребенку исполнится полгода, чтобы сообщить ей обо всем?

Доменико с отвращением раздавил сигарету в пепельнице.

— Очень возможно. Она сделает свои собственные выводы, но, как я уже сказал, тетя слишком уважает мои чувства, чтобы расспрашивать меня о личных делах. Конечно, она обидится, но не настолько, если я скажу ей, что ребенок от Вито. И у меня хватит сил вынести ее недовольство, если оно последует.

«Да, но хватит ли сил у меня? Естественно, любой невесте даже в присутствии любящего мужа трудно знакомиться с родственниками, но что тогда говорить, если у тебя уже шестимесячный ребенок, а муж из веселого спутника, показавшего ей Париж, вновь превратился в надменного римлянина». Кэролайн не смела вспомнить об ужасе прошлой ночи, когда Доменико показал ей свое истинное лицо. Унижение, которое она испытала от его презрительного отношения, меркло по сравнению с тем, что она обнаружила, проснувшись на следующий день утром, оглушенная и изумленная окружающей обстановкой. На ней тогда была черная ночная рубашка, которую Бриджит положила в коробку вместе с костюмом, надетым на ней сейчас.

Кэролайн вспыхнула, вспомнив, как лежала в постели, не смея думать, кто раздел ее накануне ночью. Она долго медлила, прежде чем выйти в комнату, где они обычно завтракали вместе с Доменико. Но ей не стоило беспокоиться. Он был погружен в какие-то свои неотложные письма, одарил ее холодным взглядом и спокойно пожелал доброго утра.