Перед лицом войска, предводимого таким военачальником, как Тимур, власть Хусейна растаяла как весенний снег перед дождями. Хусейн был отброшен за Амударью, его преследовали в горах и загнали в Балх. Там город, в развалинах которого он укрылся, сразу же капитулировал. Хусейн послал Тимуру последнее письмо с обязательством покинуть свои бывшие владения и отправиться паломником в Мекку.

Существуют разные предания о том, что случилось потом. Согласно одной версии, Тимур пообещал сохранить жизнь Хусейну, если он сдастся. Однако тот в последний момент передумал и снова укрылся на балконе минарета, где был обнаружен то ли муэдзином, поднявшимся на балкон на рассвете следующего дня, то ли солдатом, потерявшим своего коня и поднявшимся на башню поискать его визуально сверху.

О смерти Хусейна также нельзя сказать ничего определенного. Утверждают, что тюркские ханы обсуждали его участь на совете и что Тимур покинул совет со словами: «Мы с эмиром Хусейном поклялись дружить, и я не могу причинить ему вреда». По другой версии, Муава с еще одним командиром тайком от Тимура покинули совет и умертвили Хусейна после того, как сделали вид, что отпускают его на волю.

Правда же состоит в том, что Тимур позволил предать своего соперника смерти. Как свидетельствует летопись, «время и место смерти Хусейна были предопределены. Никто не может избежать предначертанной судьбы».

Тимур задержался в Балхе с определенной целью. В этой опаленной солнцем долине (месте древней цивилизации с клубившейся пылью веков), где по берегам высохшего русла реки рос сахарный тростник, проходили торговые караваны из Хорасана в Индию, а ханы горных племен спускались в долину по известным лишь им одним тропам.

Где-то под слоем глины и крошева местного пористого камня покоились развалины храма огнепоклонников древних времен. Среди них разбросаны осколки статуи Будды, когда-то стоявшей во дворике, который заполняли паломники в желтом облачении. Это место называли Матерью Городов. В эпоху Александра Македонского его знали под названием Бактрия, а теперь именовали Кубат-аль-Ислам – центр ислама. Орды Чингисхана превратили его в могильник – обширную, необитаемую зону развалин с построенными новыми гробницами и мечетями. Впоследствии Тимур возродил эту зону.

Сейчас он находился рядом с могилой, где лежал в саване Хусейн, безжизненные глаза которого глядели в сторону Мекки. Тюркские ханы должны были выбрать нового вождя. Это предусматривал введенный Чингисханом обычай, требовавший также, чтобы вождь происходил из представителей монгольской знати – потомков Чингисхана.

На курултай, совет предводителей племенных кланов, посвященный выборам, спешили все правители земель – от горных перевалов Индии до северных степей, где кочевали местные племена. Сюда торопились знатные люди в чалмах – ханы иранских племен, улемы – богословы из Бухары, главы знаменитых медресе, настоятели мечетей, блестящие полемисты. В их число входили и имамы, духовные наставники верующих, среди которых находился Зайнеддин в белом облачении и огромном тюрбане. Его глаза, хотя и подернутые поволокой от возраста, по-прежнему сверлили собеседника. С ним находился и его блестящий проповедник Хоя Бахауддин, почитавшийся святым в Мавераннахре. Пока военачальники и представители духовенства собирались на совет для обсуждения кандидатуры Тимура в качестве великого хана, он сам вместе с сыном Джехангиром держался в стороне.

Некоторые ханы осмеливались возражать против избрания Тимура. «Давайте по-братски разделим наши земли, – говорил представитель бадахшанских кланов. – Каждый будет править в своих владениях и объединяться с другими в случае вторжения врагов».

Военачальники Тимура указывали на абсурдность такой точки зрения. «Нужен старший брат, – доказывали они. – Если вы разделитесь и обособитесь в своих ханствах, то станете легкой добычей пограничных монголов».

Наиболее могущественные ханы хотели вернуться к старому порядку. «Выбор великим ханом любого из нас, – говорили они, – противоречит обычаю. Надо выбрать своим вождем потомка Чингисхана по крови, а Тимур пусть станет его заместителем».

Наконец выступил проповедник, известный как Отец Благословений, и заявил позицию духовенства.

– Закон Мухаммеда не потерпит, – начал он, – чтобы последователи пророка прислуживали вам, неверным[4]. Что касается Чингисхана, это обитатель пустыни, который силой меча завоевывал мусульманские народы. Теперь же меч Тимура значит не меньше.

Проповедник говорил до тех пор, пока не возбудил энтузиазм у воинов.

– Вы все бежали от Хусейна и укрывались в пустыне. Вы не покидали своих укрытий до тех пор, пока против злодея не выступил Тимур. Он не просил у вас помощи, чтобы одолеть врага, не просит и сейчас. До сих пор я обращался к вам как к представителям тюркских племен, но я знаю также, что вы мусульмане. И я, потомок внука Мухаммеда, после совещания с другими потомками пророка и духовными лицами вижу в Тимуре повелителя Мавераннахра, да и всей территории Турана.

Духовенство встало на эту позицию не потому, что Тимур был ревностным приверженцем пророка Мухаммеда, но потому, что он один был способен покончить с хаосом и утвердить порядок на тюркских землях, а также дать отпор посягательствам на эти земли северных монгольских племен – заклятых врагов ислама. Фактором, определившим неизбежный выбор Тимура великим ханом, стала воля воинов. Они не хотели видеть своим повелителем никого другого.

На следующий день все ханы и знать племен стояли на коленях у юрты Тимура. Его подхватили под руки и отвели на белую войлочную подстилку – место его как вождя и повелителя. Таков был древний ритуал монгольских племен. Так люди в шлемах выражали преданность ему.

Духовенство играло свою роль в том, что мы называем коронацией нового повелителя. Зайнеддин переносил от одного хана к другому копию Корана и требовал от них поклясться на священной книге, что они не признают никого другого великим ханом, кроме Тимура. Мы, современники, назвали бы это ритуалом приведения к покорности и признанию – поскольку Тимур фактически уже был их вождем. Но для этих людей такой ритуал значил много.

Отныне Тимур-воин становился Тимуром-эмиром, а все нижестоящие ханы должны были признать свою зависимость от него. Верность Тимуру становилась критерием их чести и славы, а предательство навлекало позор на их головы и головы их сыновей. Тимур становился арбитром в их спорах, гарантом их благополучия. Если бы Тимур не справился со своими обязанностями, они имели право собраться на новый совет и выбрать нового эмира.

Стоя на ковре перед новым эмиром, Зайнеддин возвысил голос:

– Волей Аллаха ты должен завоевывать новые земли, твоя власть усилится, а через тебя и власть ислама.