Он начал рыться в пыльной куче документов на письменном столе, заметив, что в его кабинете достаточно вещь положить на минуту, чтобы она тут же бесследно исчезла. Суперинтендант, испуганно оглядев царящий в комнате беспорядок, что-то сочувственно пробормотал и спросил, есть ли хоть какая-то надежда найти в хаосе на столе письмо Арнольда Верекера.

Вместо ответа мистер Каррингтон, бросив пачку бумаг сыну, непонятно к чему пробормотал: «Тридцать пятая статья акта, нужно бы изъять ее из суда» – и швырнул два использованных конверта в направлении корзины для бумаг. Потом он взял лист плотно исписанной бумаги и хмуро уставился на него, потирая указательным пальцем кончик носа.

– Вот оно, – объявил он. – Возьмите его, суперинтендант. Оно может ничего не означать, но может и означать многое. Джайлс, взгляни на него. Что я мог сказать этому парню такого, чего он уже не знал? Совсем в духе Арнольда! Отнимать у меня время нелепыми вопросами! Но я не хочу слышать этого о Тони. С чего бы это несчастное дитя собирается заключить помолвку с этим никчемным юнцом? Прочти письмо!

Но Джайлс уже читал. Потом протянул его Ханнасайду со словами:

– Думаю, оно нам будет кстати.

Письмо на фирменной бумаге было написано от руки явно разъяренным человеком. «Дорогой дядя, – начиналось оно, а затем тон его резко менялся: – Каково юридическое положение этой фирмы в случае систематического подделывания счетов одним из служащих? Я разоблачил это треклятое ничтожество Мезурье и намерен привлечь его к судебной ответственности, но хочу перед этим установить свое положение. Я вывел его на чистую воду, а он имел наглость ожидать, что я его прощу, представьте, потому что в свое время выплатит то, что именует займом! Придает это моему делу предвзятый характер или нет? Большая часть похищенной суммы до сих пор не возвращена. Наверное, я могу возбудить дело? Не отвечайте сентиментальной чепухой; этот подлец заключил помолвку с безмозглой дурочкой Антонией, а я хочу его разоблачить. Будьте добры, немедленно рассмотрите дело и дайте ответ».

Суперинтендант прочел письмо со своей обычной неторопливостью.

– Да, – сказал он, – оно нам будет кстати. Вы совершенно правы. Он был слишком суров к этому Мезурье, не правда ли?

Мистер Каррингтон, снова принявшийся что-то искать на столе, прекратил на время поиски и вместе с креслом повернулся к Ханнасайду.

– Суров? Дьявольски мстителен, сэр, вот каков мой племянник Арнольд… Каким был! – Он сделал паузу и ворчливо добавил в виде оправдания: – De mortius nil nisi bonum[1]. Но я в жизни не встречал человека с худшим характером, худшими манерами, худшим сердцем и более твердолобого упрямца.

– Сэр, он был не таким уж плохим, – возразил Джайлс.

– Не перебивай, – строго сказал мистер Каррингтон. И обратился к Ханнасайду: – Можете взять это письмо. Насколько я могу судить, вы производите впечатление разумного человека. Я не хочу втягивать в беду этого Мезурье, но еще больше не хочу вводить в заблуждение Скотленд-Ярд. Я не защищаю своего злобного юного племянника – хотя не знаю, почему называю его так, он мне не племянник – и слава богу! Однако насколько знаю его… Да, в чем дело?

Постучавший в дверь клерк вошел и сказал вполголоса:

– Мистера Джайлса, сэр.

– Да? – произнес Джайлс, повернувшись к нему. – Что-нибудь срочное?

– Пришел мистер Кеннет Верекер, сэр, и просит уделить ему несколько минут. Говорит, это очень важно.

– Скажите ему, что сейчас я занят, но, если он может подождать, я выслушаю его попозже.

Ханнасайд подался вперед и спросил:

– Не возражаете, если я поговорю с мистером Кеннетом Верекером?

Джайлс с отцом переглянулись. Чарлз Каррингтон лаконично сказал:

– Скажи мистеру Верекеру, что суперинтендант здесь и хочет увидеться с ним.

– Слушаюсь, сэр.

Клерк вышел.

Через две минуты вошел Кеннет в поношенных фланелевых серых брюках, рубашке с мягким воротничком, небрежно повязанном галстуке и старом твидовом пиджаке. На одну бровь спадал локон темных волос, в блестящих глазах отражались любопытство и настороженность.

– Привет, дядя! Привет, Джайлс! – беззаботно произнес он. – Где же похожий на барашка полицейский? Господи, не вижу среди вас никого, похожего на барашка! Опять Тони наврала! Кстати, я пришел к выводу, что мне следует отложить на будущее свои оправдания. Прочел вчера в «Ньюс оф уорлд», и мне это показалось хорошей идеей.

– Я хочу, – раздраженно сказал мистер Каррингтон, – чтобы ты не входил в мой кабинет с видом мазилы-художника из Челси!

– Почему? – с любопытством спросил Кеннет.

– Потому что мне это не нравится! – растерянно ответил мистер Каррингтон. – И не нравится этот женский галстук!

– Если на то пошло, мне не нравится ваш, – заговорил Кеннет. – По-моему, он отвратительный, но я не сказал бы этого, не заговори вы о моем, так как признаю права личности. Но, собственно говоря, я здесь в определенном смысле по поводу своей одежды. – Он повернулся к Ханнасайду и учтиво сказал: – Не возражаете, если я для начала изложу свое дело?

– Нисколько, – ответил Ханнасайд, не упускавший, несмотря на свой равнодушный вид, ни одного жеста, ни единой модуляции голоса. – Если хотите поговорить с мистером Каррингтоном наедине, я могу подождать снаружи.

– О господи, нет. Тут нет ничего личного! – заверил его Кеннет. – Речь пойдет только о деньгах Арнольда. Я наследник, так ведь, Джайлс? Должен быть наследником, черт возьми! Арнольд не мог нарушить отцовского завещания. Так вот, могу я получить часть денег авансом? Прежде всего мне нужны новые рубашки, а я не могу взять их в кредит, потому что Арнольд, черт бы его побрал, заявил, что не будет оплачивать мои долги! И Мэкстон прислал письмо с угрозой, что если не оплачу их счета, они будут вынуждены принять меры. А если принятие мер означает кутузку, то я не могу находиться за решеткой по крайней мере еще пару недель, потому что работаю над картиной. Так, может, выложишь немного денег?

Остановить этот поток губительного красноречия было совершенно невозможно. Нахмурившись, Джайлс оставил попытки и слушал своего клиента в полном молчании. Мистер Каррингтон, положив локти на подлокотники кресла и соединив пальцы рук, невозмутимо наблюдал за суперинтендантом. Когда его племянник умолк, чтобы перевести дыхание, он повернул голову и спросил мягко, почти как сына:

– Кеннет, сколько тебе нужно?

– Пятьсот фунтов, – не задумываясь, ответил тот. – Триста совершенно необходимы, и если долг не вырос до пятисот, можно было бы обойтись тремя сотнями. Но мне нужно сто на покупку кольца и еще сто на пирушку. За сотню можно купить кольцо, так ведь, Джайлс?

– Думаю, даже несколько, – ответил его кузен.