Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бенедикт побледнел от боли. Кровь потекла по руке, смешиваясь с потом.
Радим молча развязал мешок с пожитками, достал из него чистую сменную рясу. Надрезал ткань ножом и оторвал от подола широкую ленту. Хотел перевязать рану, но Бенедикт остановил его.
— Погоди, брат! Намочи кусок тряпки в воде и приложи к ране. Соль остановит кровь и убьёт грязь.
Это был здравый совет. Радим оторвал от ленты тряпицу, прополоскал её в забортной воде и тщательно обтёр кожу вокруг раны и саму рану. Снова прополоскал тряпицу, положил её на рану и туго прибинтовал оставшейся материей.
Адальберт тем временем правил лодкой. Берег скрылся из вида, а вместе с ним — и лодка преследователей. Но епископ всё ещё держал курс в открытое море.
— Надо развернуть лодку, — сказал ему Бенедикт. Он сидел, опираясь спиной на борт, и здоровой рукой вытирал со лба крупные капли пота.
Слушаясь советов Бенедикта, Адальберт и Радим кое-как развернули лодку, и пошли вдоль невидимого берега, ориентируясь по положению солнца на небе.
— Старайтесь править так, чтобы солнце всё время было у вас за спиной, — сказал Бенедикт. — Тогда на закате мы увидим берег.
Но через три часа, когда Адальберт только-только освоился с управлением лодкой, впереди показались серые паруса.
— Глядите! — воскликнул Радим, указывая на появившиеся на горизонте точки.
Сердце Адальберта снова сжалось. Бенедикт приподнялся, цепляясь за борт, и вгляделся вдаль.
— Должно быть, это рыбаки пруссов, — сказал он. — Больше тут быть некому. Убежать мы не сможем, всё равно догонят. Лучше уж плыть к ним навстречу.
Преодолевая страх, Адальберт направил лодку прямо на паруса. Пруссы, заметив их одинокий парус, тоже пошли навстречу. Через полчаса три чужие лодки окружили монахов.
Лодки пруссов очень напоминали их собственную лодку. Такой же широкий корпус с пологими бортами, чтобы приподниматься на волнах. Крепкие шпангоуты из еловых корней и широкие, выбеленные солью паруса. На каждом парусе красным цветом было нарисовано грубое изображение солнца.
В лодках пруссы сидели по двое. Мокрые сети комками лежали на днище, в них посверкивала чешуёй только что пойманная рыба.
Рыжий бородатый здоровяк, сидевший на корме одной из лодок, крикнул:
— Кто вы и куда плывёте?
Голос его был груб, польские слова здоровяк произносил со странным акцентом. Но понять смысл вопроса не составляло труда.
— Я епископ, — ответил Адальберт, — а это мои спутники. Мы мирные монахи и никому не причиним вреда. Плывём к пруссам, чтобы принести им свет истинной веры.
Лицо здоровяка перекосилось от удивления. Он поднялся с широкой кормовой скамьи, перекрестился и поклонился епископу.
— Христиане! Как же вас сюда занесло?
Епископ не менее удивлённо смотрел на рыжебородого здоровяка.
— Как тебя зовут, добрый человек? Ответил он вопросом на вопрос.
— Звать меня Эриком. Я из племени данов — это далеко к северу отсюда. Десять лет тому назад мы пошли походом на пруссов, но нам не повезло. На берегу мы попали в засаду, и были разбиты. Пруссы подобрали меня раненого после сражения. Чтобы выжить, я дал им клятву верности, и с тех пор живу среди них.
— Скажи, Эрик! — рискнул спросить епископ. — Можем ли мы пристать к берегу и надеяться, что пруссы нас не убьют?
Эрик взлохматил рыжую шевелюру.
— Вообще-то, у них тут свои боги. Но я иногда молюсь Всевышнему — меня не трогают. Попытайте счастья и вы. Вообще, здешние племена благосклонно относятся к мирным путникам. Даже если им не понравятся ваши проповеди — скорее всего, вас просто проводят к границе.
Адальберт облегчённо вздохнул. Словно невидимый тяжёлый камень свалился с его груди. До сих пор епископ опасался, что их могут убить, даже не выслушав. Но если судьба позволит ему встретиться с местным вождём — Адальберт найдёт нужные слова.
Эрик тем временем что-то крикнул своему спутнику и другим пруссам. Подвёл свою лодку вплотную к лодке монахов и легко перепрыгнул к ним на борт. Бросил внимательный взгляд на Бенедикта.
— У вас раненый?
— Да, — ответил Адальберт. — Возле Гданьска за нами погнались какие-то разбойники на вёсельной лодке. Но мы сумели уйти.
— Рана неопасная, — вмешался Бенедикт.
Эрик покачал головой.
— Ничего! У нас в деревне хороший знахарь. Быстро поправишься.
Отстранив Адальберта, он подошёл к кормовому веслу. С одного взгляда разобрался в управлении парусом. Подтянул канат, шевельнул веслом, и лодка полетела по вечернему морю в сторону берега.
Лодки пруссов скользили вслед за ними.
Путь до берега занял около двух часов. Спасаясь от погони, Бенедикт и Адальберт увели лодку далеко в открытое море.
Наконец, впереди показалась полоска белого песка, за которой зеленели прибрежные сосны.
Берег приближался. Адальберт смотрел на него, с тревогой и возбуждением предвкушая встречу с неизвестным. Бросил взгляд на Радима — брат молился, перебирая чётки. Адальберт тоже прошептал про себя короткую молитву к Спасителю.
Нос лодки мягко ткнулся в песок. Эрик спустил парус, выскочил прямо в воду и втащил лодку подальше.
— Прибыли! — весело крикнул он Адальберту.
Епископ тоже перелез через борт. Ноги в мягких кожаных сапогах сразу промокли, подол рясы тоже вымок. Адальберт и Радим при помощи Эрика вытащили лодку ещё дальше, чтобы её не унесло прибоем. Рядом деловито вытаскивали свои лодки пруссы.
Казалось, на монахов никто не обращал внимания. Рыбаки принялись здесь же на берегу развешивать на длинных шестах сети на просушку, выбирая из них пойманную рыбу.
Вдоль берега в их сторону медленно брели дети и женщины с большими корзинами. Иногда они наклонялись и что-то подбирали в прибитых волнами водорослях.
— Что они делают? — спросил епископ Эриха, помогая Бенедикту выбраться из лодки.
Рыжебородый здоровяк пожал плечами.
— Собирают солнечный камень.
— Что за камень? — удивился епископ.
Эрик окинул взглядом берег, наклонился и что-то поднял.
— Вот!
На широкой ладони здоровяка лежал самородок, величиной с воробьиное яйцо. Гладкий, окатанный морскими волнами, он светился в лучах заходящего солнца мягким жёлтым светом.
У епископа перехватило дыхание. А Бенедикт жадным взглядом смотрел на чудесный камень, принесённый морем.
Глава 6
Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР
Соломенная стружка картофельной шелухи завивалась под лезвием ножа. Ломалась и падала в подставленное ведро.
Эта шелуха складывалась для меня