Город отстроили заново — и дом оказался в центре богатого квартала. Тогда в нем был клуб. Звучала музыка, слышался смех, кружились в вальсе пары. В библиотеке полки ломились от книг, а в подвале устроили кинозал и крутили тогда еще немое кино.

Во времена народных волнений в доме расположилась комендатура железных троллей, и с тех пор дом понесло по комендантской стезе.

После троллей отдавал приказы эльфийский комендант, и комнаты наполнились слезами и болью. Дом терпел, вздыхая каждой половицей. Терпел потому, что надеялся — это не надолго.

Но…

После эльфов — комендатура «освободителя» Карапуцы. По дому носились лесные и болотные ведьмы и ведьмаки.

После них — комендатура демонической чистки. Тогда дом посетил сам большой вождь, который был родом из горных демонов.

После — конвойная служба нового режима так же щедро поливала вздыхающий от боли дом невинной кровью.

Потом дом отдали под военный госпиталь, и стонов стало намного больше.

Когда же здание, к тому времени порядком обветшавшее, хотели снести, вспыхнула эпидемия осиновой болезни, и власти отписали его под муниципальную больницу, в которой сейчас работал молодой врач Кирпачек фон Гнорь.

Следующие трое суток вампир провел на работе, оперируя, ассистируя, совершая обходы. В стране в связи со вспышкой осиновой болезни объявили чрезвычайное положение, поэтому все врачи находились на рабочих местах. И все равно не успевали: машины «скорой помощи» привозили все новых и новых инфицированных.

Болезнь поражала только вампиров, упырей и вурдалаков, совершенно игнорируя всех остальных жителей многонационального Королевства Объединенных Шабашей.

Кирп чувствовал, что решение проблемы ликвидации осиновой болезни плавает где-то на поверхности, но в атмосфере всеобщей нервозности не мог сосредоточиться. С тяжелыми мыслями он вышел из ординаторской, вздохнул, посмотрев на занятые больными кровати, выстроившиеся вдоль стен коридора, и направился в сестринскую комнату. Хотелось посидеть минут десять в компании очаровательных медсестер, которые обязательно накормят и напоят чаем.

Шатающийся от усталости вампир так глубоко погрузился в свои мысли, что очнулся, только оказавшись на полу. Совсем уж деревенский джинн, лопоча что-то на своем языке, рухнул на доктора, а на джинна свалились не успевшие затормозить песчаные тролли из миграционной службы.

— Распоясались, нелегалы, — проворчал коллега Кирпачека хирург Гундарго, помогая ему подняться. — Недавно по ТВ показывали, как на границе задержали пятитонный ковер-самолет и конфисковали несколько тысяч кувшинов с джиннами. Криминальные элементы пытались провезти гастарбайтеров под видом антиквариата.

— Несчастные жители Джиннистана, — вздохнул Кирп, провожая нелегала сочувствующим взглядом.

Верзилы в черной форме миграционного надзора заломили тому руки за спину и волокли по коридору, для собственного удовольствия то и дело награждая беднягу сильными оплеухами.

— Ты в порядке? — поинтересовался Гундарго.

Кирп кивнул, благодарно посмотрев на призрака. Что выражало лицо хирурга, было определить трудно. Привидения всех национальностей обладали слабой, едва заметной внешней оболочкой, но при этом имели столь крепкий ум и высокий интеллект, что всегда оказывались лучшими в любом деле. Хотя бывало и такое: призрак настолько обгонял развитие общества, что казался окружающим законченным придурком. Вампир иногда замечал, что призраки и духи, независимо от их реального возраста, внутренне намного старше остальных народов Королевства. Как минимум на несколько миллионов лет, и на столько же миллионов лет мудрее. Возможно, это объяснялось тем, что пластичность их внешности напрямую влияла на пластичность мозга…

Беседуя, врачи направились к заветным дверям сестринской. Заветными для Кирпачека эти двери были потому, что за ними находилась новенькая медсестра с удивительно красивым старинным именем Сервиза.

Старшая медсестра Дреплюза, принадлежавшая к княжескому роду крылатых демонов, тут же взяла юное создание под свое крылышко — как в прямом, так и в переносном смысле. Пробиться к красотке через такой мощный заслон моментально вставшие в стойку холостые и не только холостые врачи не могли. Они издалека разглядывали прелести блондинки и облизывались, теряя надежду поговорить с ней.

Зная характер Дреплюзы, ухажерам можно было только посочувствовать. Девушка была невероятно тонка в кости, высока и изящна. Другие вампиреллы буквально лиловели от зависти, разглядывая длинные клыки и большие, почти прозрачные ушки новенькой. Если благородной формы, заостренные кверху уши завистницы еще как-то бы пережили, то редчайший в природе нежно-розовый цвет волос и глаз приводил их в бешенство. Глаза у Сервизы были цвета утреннего весеннего неба, а волосы — цвета исчезнувшего в бездне экологических проблем бермудского плавающего одувана. Даже то, что одета новенькая была так же, как остальной персонал больницы — в просторную серую блузу и брючки такого же цвета, — даже это не скрывало прелестных изгибов ее тела.

Единственной, кто игнорировал униформу, была Дреплюза. Демоница всегда ходила на работу в черных лосинах, сотканных (как она говорила) из паутины редчайшего в природе паука, который назывался «Черная вдова». Мощный торс престарелой дамы обтягивал пиджак, сшитый (тоже как утверждала демоница) из крыльев нетопырей. Нетопыри — это уже перебор! Слушая рассказы о качестве ее одежды, молоденькие медсестры хихикали, искоса поглядывая на крупные пуговицы из поддельного хрусталя, украшавшие якобы дорогой пиджак. А уж шуба из меха йети чего стоила! Будто остроглазые женщины не смогли разобраться, что сшита она из крашеных желудков внутрий. Каждый раз, видя демоницу во внутриевой шубе, медсестры покатывались со смеху.

Но сегодня им было не до веселья, и хвастовство страшной медсестры впервые оставило женщин безразличными. Кому есть дело до причуд старой демоницы, когда появилась конкурентка, способная отбить всех неженатых мужчин сразу? Опасения небеспочвенны, по крайней мере, самый желанный холостяк, виконт Кирпачек фон Гнорь, уже пал к ее ногам.

Небесно-розовый взгляд девушки сразил Кирпачека наповал, открыв его сердце для стрел Купидона. Сам Купидон — симпатичный маленький бутуз — незримо порхал рядом. Он сердито махал длинным хвостом с кисточкой на конце. У малыша даже рожки накалились от ярости, а из ноздрей вырывались струйки дыма. Дело в том, что, поразив сердце Кирпачека, он никак не мог проделать того же с Сервизой. Стрелы любви, посылаемые кучной очередью, одна за другой вонзались в могучие телеса демоницы. Этим и объяснялось то обстоятельство, что при виде Кирпачека пасть Дреплюзы разъехалась, образовав под рылом, заросшим длинной шерстью, счастливую улыбку.

Гундарго и Кирпачек с недоумением переглянулись в ответ на эту, увиденную впервые, улыбку старшей медсестры и вошли в кабинет. В раскрытое окно врывался легкий ветерок, приятно освежая вспотевших за время операции врачей. В углу комнаты стоял шкаф, напротив — небольшой диванчик, на нем сейчас сидело несколько упырих, работавших в больнице много тысяч лет, страшная медсестра и в самом уголке — новенькая. Столик перед ними был почти пустой — чайник и чашки, пачка чая, горстка сушеных пиявок на бумажной тарелочке и порезанные тонкими ломтиками гемоглобиновые хлебцы с хрустящей сукровичной корочкой.