конце 80-х, мы, чекисты подразделения по реабилитации, понимали, что многие имена невинно пострадавших от репрессий железнодорожников, священнослужителей, домохозяек еще предстоит открыть. Понимали, что наш моральный долг перед памятью этих людей – сделать все, чтобы ни одно имя не исчезло бесследно в многострадальной истории государства, а главное, чтобы подобное не повторилось никогда. На архивном уголовном деле Михаила Ивановича Капралова стоит гриф «Хранить вечно». Но надо не просто хранить, надо помнить вечно!

Когда в газете «Путевка» появился мой материал о трагической судьбе Капралова Михаила Ивановича, которого не сломило коварство следователя НКВД, он не подписал ни одного признательного показания, не назвал ни одного имени, чтобы невинные не пострадали, в «Путевку» пришло вот такое письмо:

«С волнением прочитала в «Путевке» материал о моем отце Михаиле Ивановиче Капралове. Тяжело было читать. Владимир Александрович Киеня написал серьезную, правдивую, но очень горькую для меня статью.

Мне всегда мучительно было представить, что пережил отец за этот страшный год после ареста, как он надеялся, что справедливость восторжествует. Не дождался, и как я вижу из статьи «Мысли, прочитанные после смерти», не сломался, не опорочил своего имени, погиб честным коммунистом.

Я и моя семья бесконечно благодарны начальнику подразделения КГБ СССР Л. Плотникову, В. Киене, всем сотрудникам за ту работу, в результате которой имя Капралова Михаила Ивановича будет занесено на пилоны памяти будущего Мемориала жертв репрессий. У меня, его дочери, а также его внучки и правнука появится возможность поклониться этому святому месту. Н. Миронова».

Мемориал на 12 км. Московского тракта. Екатеринбург. Фото из открытых источников

Приказ начальника НКВД по Свердловской области № 1351 от 29 сентября 1937 года о конфискации имущества арестованных. Фото из архива автора

«Руководствуясь революционной совестью, предлагаю расстрелять». Лунегов и Абрамов

Работая в подразделении, которое занималось проблемами репрессированных, реабилитированных и их родственников, я тщательно изучал архивно-следственные дела бывшего областного управления НКВД. И как-то в руки мне попал старый-престарый фотоальбом, который случайно обнаружили в архиве дел НКВД в предназначенном на слом письменном столе. Надпись на обложке гласила: «Дела Особого отдела ВЧК за 1921 год». Около половины альбома занимали фотокарточки русского офицерства, а также священников, купцов, предпринимателей. Были и снимки их с женами и детьми. Все фотокарточки пронумерованы красными чернилами и под каждой на пишущей машинке напечатаны воинские звания, фамилии, реже – имена и отчества тех, кто изображен на снимке. Как я понял, этот фотоальбом использовался сотрудниками ВЧК для «розыска контрреволюционеров». И к нему наверняка существовал какой-то пояснительный том, где содержались подробные сведения о каждом разыскиваемом, но увы, такого тома обнаружить не удалось. Будучи болен после Афганской командировки, без особого интереса я вглядывался тогда в лица на фотокарточках, но внезапно был поражен…

…Потом, кому бы я ни показывал альбом, все мои товарищи испытывали те же чувства, что и я. Конечно, никакого сравнения с лицами 37-го года! Там в делах на фотокарточках в основном потухший, морально сломленный, бедно одетый рабочий народ. Здесь – сразу видно – настоящие дамы и господа жизни. И независимо от возраста, должности, звания и происхождения – князь ли, граф, прапорщик, полковник, либо надзиратель, мировой судья… Огромное разнообразие одежды: военной и штатской, аккуратные усы, бороды, прически.

Но главное – глаза! Качество фотокарточек, несмотря на прошедшие к тому времени 70 лет, поразительно высокое. На меня смотрела незнакомая Россия – гордая, красивая и спокойная, о которой я, оказывается, практически никогда и ничего не знал! Полулживые книги и кино не в счет. Ясный глубокий ум, огромное чувство собственного достоинства в каждом – без единого исключения – взгляде, повороте головы, осанке. Это настоящая русская порода – генофонд Отечества. Какие необычные и полузабытые фамилии: «Офицер Туган-Барановских-Бучацкий, поручик Шоломский, княгиня Шаховская, граф А.Д. Шереметьев, купец Сахи-Гарей-Янович Ямбаев, М. и Ф. Кутеповы, Павел Парфентьевич Лунегов…».

В марте 2017 года этот фотоальбом я лично вручил для хранения в Музее начальнику УФСБ Центрального военного округа генерал-майору Васильеву Александру Васильевичу.

Тогда же я нашел архивно-следственные дела только на двух человек из альбома: Лунегова и Абрамова. В отношении последнего полной уверенности нет, так как эта фамилия распространена в России, под его фотокарточкой в альбоме инициалы не указаны, а в архивно-следственном деле нет фото. Но совпадает время розыска ВЧК с его гибелью и возраст. Два этих дела похожи друг на друга, как близнецы. Содержали всего по пять и десять листов, написанных еще в 20-е годы торопливым неразборчивым почерком на пожелтевшей от времени ломкой бумаге. Не все удалось разобрать…

Большая семья. Фото из открытых источников

21 января 1920 года чекистами арестован бывший поручик Абрамов Петр Афанасьевич, 25-и лет, русский, уроженец Каменского завода Екатеринбургской губернии, женат; жена Анна Александровна 22-и лет проживает в г. Камышлове. Поручик Абрамов обвинен «как офицер».

В заключении Особого отдела ВЧК при Совтрудармии № 1 от 30 апреля 1920 года, подписанном следователем с приложением сургучной гербовой печати, сказано: «…Руководствуясь революционной совестью, я предлагаю гр-на Абрамова Петра подвергнуть высшей мере наказания – расстрелять».

Лунегов Павел Парфентьевич, 26-и лет, уроженец гор. Нытвы Пермской области, русский, беспартийный, со средним техническим образованием, женат, детей нет, бывший младший офицер при канцелярии в 7-м прифронтовом полку в I916-1918 г.г. Арестован 5 января 1920 года. В заключении того же Особого отдела ВЧК указано: «Осужден к высшей мере наказания, приговор приведен в исполнение».

Ясно, что уничтожили этих молодых мужчин за принадлежность к офицерскому корпусу старого политического режима. Никаких доказательств вины в этих так называемых делах нет. Убили «руководствуясь революционной совестью». На заключении о расстреле Абрамова наискосок красными чернилами написана резолюция на предложении следователя: «Утверждается», напротив её целых три! неразборчивых подписи и дата синим карандашом: «7.5.20». Вот, оказывается, когда фактически зародились будущие особые «тройки» УНКВД областей. Потом они взматерели, напились и опьянели от народной крови и в 1937 году отправляли на смерть за один прием уже сотни человек.

Петр Афанасьевич Абрамов и Павел Парфентьевич Лунегов до сих пор по закону являются государственными преступниками. И три неразборчивых подписи на заключении Особого отдела ВЧК – желтом листочке размером в четверть обычного стандартного листа – считаются законными.

К середине 90-х годов прошлого уже века повсеместно была почти закончена реабилитация лиц, репрессированных по решениям несудебных органов: «двоек», «троек», «коллегий», которые принимались в 30-40-х и начале 50-х годов; а тогда, в начале 90-х