вытер на площадке ноги о коврик и переступил порог, как откуда-то из-за спины Карлыева возник худенький белолицый мальчик лет десяти.

— Салам, Тойли-ага! — с достоинством произнес он и вежливо протянул руку.

— Салам, Батыр, салам! — пожал его маленькую ладошку Тойли Мерген. — Ну как, год обещает быть урожайным на двойки?

— Двойки? — удивленно повел плечами мальчик. — Лично у меня даже троек не бывает.

— Ну да! Что ж, одни четверки?

— Нет, и пятерки тоже, — как нечто само собой разумеющееся заявил мальчик.

— Наверно, учитель с твоим папой дружит, вот и выставляет тебе хорошие отметки.

— Во-первых, у меня не учитель, а учительница. Во-вторых, папа ее никогда в глаза не видел. В-третьих…

— Верю, верю, Батыр-хан! — улыбнулся Тойли Мерген и похлопал мальчика по плечу. — Я знаю, что в школе ты молодцом.

— Ну-ка, хвастунишка, — вмешался хозяин дома, поворачивая сына за плечи, — ступай к маме и скажи, что приехал Тойли-ага. А нам пока поговорить надо.

Он провел гостя в комнату, усадил его в кресло, принес чай, но говорить о деле не спешил. Сначала речь у них зашла о мебели, о том, как трудно ее в районе достать, потом коснулась вообще недостатков в работе торговой сети, затем перешли на достоинства и недостатки новых домов.

— Всем хороша квартира, — заметил Карлыев, обводя взглядом стены, — одно плохо — потолки низкие. Возможно, для Риги или Таллина, где даже летом прохладно, такой высоты вполне достаточно. Но для наших жарких мест это не годится — в комнате воздуха маловато.

— Значит, надо добиться от строителей, чтобы увеличили высоту. Неужели не послушаются?

— Это дело не такое простое, — проговорил Карлыев, разливая чай. — Существует утвержденный типовой проект дома. Исходя из проекта, создан завод, где изготовляют панели. Чтобы увеличить панель хотя бы на сантиметр, пришлось бы переделать проект и перестроить заново все производство. Тут ведь одно сразу потянет за собой другое. Впрочем, как и все в жизни. Человека мы ценим больше, когда он не похож на других, когда в нем что-то свое заложено. Ну, а вещи при массовом производстве, хочешь не хочешь, приходится подгонять под определенный размер. Иначе такой разнобой получится, что вся жизнь остановится.

— Правильно говоришь, а все-таки не совсем, — позволил себе усомниться Тойли Мерген. — Дома-то, как ни говори, для людей строятся. И проекты составляют и утверждают тоже люди. Так неужто те, кто живет в домах, не сумеют сговориться с теми, кто их создает? Может, все-таки стоит иногда что-то поменять, пусть даже оно потянет за собой все остальное. Пусть для Риги один проект будет, для наших краев другой. Разве нельзя этого добиться?

— Можно, конечно, если крепко взяться! От нас самих все зависит. Когда человек свое дело знает и любит, он всего может добиться.

«Пожалуй, сейчас-то он уж на меня разговор переведет», — предположил Тойли Мерген, но Карлыев продолжал размышлять вслух о человеческом призвании, о профессиональных склонностях, о верности любимому ремеслу вообще.

В дверях появилась хозяйка дома с огромным бухарским блюдом аппетитных пельменей.

— Саламалик, Тойли-ага! — приветливо улыбнулась она гостю.

— Как поживаете, Марал? — оживился Тойли Мерген, помогая ей поставить блюдо на стол. — Все ли у вас хорошо?

— Слава богу, неплохо, — ответила она, озабоченно поглядывая в сторону буфета. — Проголодались, наверно? Мухаммед предупредил меня, что вы не любитель плова, — добавила она. — Вот я и затеяла пельмени.

На столе мгновенно появились тарелки, вилки, ложки, рюмки, и все трое приступили к трапезе.

— За ваше здоровье, Тойли-ага! — наполнив рюмки, провозгласил хозяин.

— Чтобы все мы были здоровы!

Мужчины выпили, Марал же только пригубила…

— Если вы меня стесняетесь, то напрасно, — сказал ей Тойли Мерген, кладя себе на тарелку пельмени. — В таких случаях надо не с гостем советоваться, а со своим сердцем. К тому же вы — врач.

— Уж не хотите ли вы сказать, что врачи народ пьющий? — пошутила Марал. — Нет, Тойли-ага, кому-кому, а уж нам-то лучше других известно, как легко утопить собственное сердце в рюмке. — Она лишь попробовала пельмени, над которыми немало повозилась, и отложила вилку. — Я бы и рада с вами выпить, — добавила Марал уже серьезно, — но через час мне надо быть в операционной.

— Разве ты сегодня оперируешь? — виновато посмотрел на жену Карлыев. — Знал бы, сам бы и обед приготовил. Конечно, такие пельмени у меня бы не получились, но, не хвалясь, скажу, что мясо поджарил бы не хуже, да и кайнатму[6] сделал бы по всем правилам.

— Вообще-то сегодня очередь Сульгун, — пояснила Ма-рал. — Но она попросила, чтобы на этот раз я была рядом. Трудный случай.

— Сульгун — это красивая девушка с длинными косами? — осведомился Карлыев.

— Да, красивая, с длинными косами, — удивленно взглянула Марал на мужа. — А ты откуда знаешь?

— Вот те раз! Ты же сама меня с ней знакомила. Ну, помнишь, в кино?

— Да, да, правда! Она самая!

— Ты еще потом всю дорогу ее расхваливала. И способная она, и умница…

— Эту девушку сколько ни хвали — все мало! — подтвердила Марал. — Она, конечно, не без странностей, но рука у нее удивительно твердая… Говорят, лет двадцать назад был в Ашхабаде замечательный молодой хирург Бяшим Ханов. Он погиб во время землетрясения. Так вот, старики у нас считают, что Сульгун ему не уступает. Во всяком случае, могу поручиться, что ее имя скоро прославит нашу больницу. Она уже и сейчас делает очень сложные операции.

— А ты?

— Сейчас ведь речь идет не обо мне, Мухаммед! — ласково попрекнула Марал мужа.

— Это верно, — согласился Карлыев. — Но скажи, пожалуйста, почему ты считаешь, что Сульгун странная? Что в ней такого? Может, она высокомерно держится, зазналась очень?

— Ну, нет. Этого про нее не скажешь. Сульгун вовсе не из тех девиц с самомнением, которые после первой же удачи сразу норовят задрать нос. Дескать, у меня талант и с другими меня не равняйте… Нет, просто она какая-то неуравновешенная, что ли… — задумалась на минуту Марал. — Настроение у нее каждую минуту меняется. То она безмятежна, как ребенок, а то вдруг разворчится не хуже старухи. Только что радовалась, смотришь, уже грустит… Я не очень-то посвящена в ее личную жизнь, но почему-то мне кажется, что Сульгун не совсем счастлива. Впрочем, откуда мне знать — она ведь еще молодая… И потом, это все ерунда, чего не бывает в девичестве! Встретит хорошего парня, влюбится, и сразу отпадут все печали, как будто их и не было никогда… Кстати, — обратилась Марал к Тойли Мергену, — а когда ваш сын женится?

— Откуда же мне знать! И без того моя старуха все меня теребит