Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищ Егоров? — блеснуло пенсне.
Командюж вытянулся по старой привычке.
— Плохая дисциплина, товарищ председатель Реввоенсовета, — сказал он осторожно и разволновался: — Бойцы не слушают краскомов! То приказы, понима-ашь, не выполняются, то их обсуждают на митингах, до посинения, понима-ашь… В атаку хрен кого поднимешь, а вот стойкости никакой — чуть что, бегут!
— А вы не пробовали их расстреливать? — очень спокойно проговорил Троцкий.
— К-кого? — удивился Егоров.
— Недисциплинированных бойцов! — прокричал наркомвоен, наливаясь кровью. — Каждого десятого — к стенке! Батальон — к высшей мере! Нужно быть беспощадным и к себе, и к людям! Советская республика в опасности! И горе тем, кто прямо или косвенно увеличивает эту опасность!
— Вер-рна! — горячо поддержал его Ворошилов. — Мы ще вернёмся! Придём в Царицын! Держись, покажем ще им!
«А от хрена с морквой!» — подумал Кирилл.
Огромный бронепоезд — двенадцать вагонов! — мчался сквозь ночь. Окрест железной дороги «Царицын — Грязи» всё было объято тьмой, ни огонька, ни блика, ни звёздочки единой на небеси. Затаилась Расея, прижухла в опаске.
Ступая по рубчатому металлическому полу, качаясь меж стальных стен, Авинов пробирался из вагона в вагон, испытывая неодолимый позыв к одиночеству. Матросы — мордастые битюги — поглядывали на него с равнодушием избранных. Гуляй, дескать, пока гуляется, а скажет Хозяин: «К стенке!» — мигом ликвиднём…
Забредя в гараж, Кирилл облегчённо вздохнул — никого! Под гул колёс поскрипывал бронированный «роллс-ройс», качаясь на рессорах, а дальше горбился грузовой «бенц».
Авинов, радуясь, что урвал минуточку покоя, влез в лимузин — и окунулся в облако табачного дыма.
— Доброй ночи, товарищ Юрковский, — послышалось с заднего сиденья, где курил, развалясь, Сталин.
— Извините… — пробормотал Кирилл, порываясь покинуть салон.
— Сидите-сидите! — сделал наркомнац успокаивающий жест. — Ви мне нэ мешаете.
Авинов остался сидеть, чувствуя, как деревенеет спина. Он боялся человека, сидевшего позади. Нет, неверно, — страх, испытываемый им, был сродни тому, что ощущал Хома Брут, завидя Вия. У Кирилла за плечами сидел чёрт. Нелюдь.
Сталин был умным, образованным политиком, изощрённым в интригах не хуже кардинала Ришелье, а в плане тонкого цинизма превзошедшим Макиавелли. Иосиф Виссарионович не слушал глас совести, а мораль, если надо, спокойно глушил в себе. Для обращения с людьми он исповедовал жестокость и грубость — именно это делало толпу покорной.
Тысячи царицынцев были расстреляны по приказу Сталина, сотни заложников томились в душных, вонючих потёмках баржи, заякоренной на Волге. Нарком не был изувером или живодёром, он не следовал фанатизму, да и к садизму не склонялся — Иосиф Виссарионович спокойно, методично восходил по трупам к вершинам власти и могущества, безжалостно попирая всех, кто становился помехой на его пути. Одних он использовал, других истреблял. Никого не любя, не имея друзей, не испытывая родственных чувств, Сталин был космически одинок и в этом черпал свою силу. Нечистую силу…
— Товарищ Юрковский, — неторопливо проговорил нарком, — Троцкий провэрил вас. Поднял документы, затрэбовал характеристику — в Москве допоздна бегали…
Авинов перестал дышать.
— Аттестации ваши блестящи, — по-прежнему неторопливо сказал Сталин. — Ви — истинный партиец, прэданный делу революции.
Штабс-капитан медленно выдохнул.
— Троцкий хочет назначить вас комиссаром в 1-ю армию, к командарму Тухачевскому. Советую принять это назначение…
— Конечно, товарищ Сталин.
— Нэ очаровывайтесь, товарищ Юрковский, — усмехнулся визави Авинова, — чтобы нэ разочароваться. В 1-й Рэволюционной армии тысяч восемь народу, едва хватит на пару старых полков.[49]Для начала проявите сэбя как комиссар Симбирской дивизии, её начдив назначен буквально на днях, это товарищ Гай.
Иосиф Виссарионович запыхтел трубкой.
— Скажите, товарищ Юрковский…
Кирилл глянул в зеркальце — за пеленой табачного дыма мерцали медовые с прозеленью глаза.
— Если вам прикажет Троцкий, — раздельно проговорил наркомнац, — и прикажу я, за кем ви пойдёте?
— За вами, товарищ Сталин, — твёрдо сказал Авинов.
Человек на заднем сиденье ничего не сказал, только кивнул. А Кирилл чувствовал себя скалолазом, ступающим по обледенелой кромке обрыва над пропастью. Малейшая оплошность — и вниз…
— В Кремле творятся нэхорошие вещи, товарищ Юрковский, — неожиданно молвил нарком. — Очень нэхорошие. Я — лэнинец и горжусь этим, а вот Зиновьев — ни вашим ни нашим. Троцкий узурпировал нэограниченную власть. Как прэдреввоенсовета, он всесилен, за ним армия. А под Свердловым — ВЦИК, это аппарат и кадры. Лэнин для них — трэтий лишний!
— А Дзержинский? — осмелился Кирилл.
— ФД? — презрительно фыркнул Сталин. — Дзэржинский голосовал за Троцкого, и нэ просто голосовал, а открыто Троцкого поддэрживал — при Лэнине против Лэнина! Это очень активный троцкист.
Авинов подумал было, что характеристика, выданная Ряснянским на Сталина, отчасти неверна — вот же ж, откровенничает Коба, доверие оказывает…
— Тогда ваш долг, — прочувствованно сказал Кирилл, — поддержать Владимира Ильича.
— Правильно, — промурлыкал довольно наркомнац, — и ви, товарищ Юрковский, — он указал на Авинова трубкой, — поможете мне в этом.
Штабс-капитан сразу успокоился — Ряснянский не ошибался в оценке сущности этого большевика. Сталин его просто использовал.
— А когда? — полюбопытствовал Кирилл.
— Я дам знать, — весомо сказал Иосиф Виссарионович. Выколотив трубку прямо на пол «роллс-ройса», он выбрался из машины и неторопливо удалился.
Авинов облегчённо вздохнул — такое ощущение, будто в клетке с опасным хищником высидел! Покинув лимузин, он задержался у окошка, прикрытого стальным жалюзи.
Комиссар Авинов… Тьфу ты! Комиссар Юрковский. Ладно…
Мосты сожжены. Фигуры расставлены. Белые начинают и… Выигрывают?
Газета «Правительственный вестник»: