Чернигов вырос среди лесов и полей неожиданно. За гладью большой реки – весенний разлив Десны в этом году еще не сошел полностью – вставали высокие стены крепости, рубленной из тяжелых бревен вековых исполинов, частокол на самих стенах, княжеский детинец. В стороны от речной магистрали отходили рукава небольших речушек. Островерхие крыши домов, кучно разбросанных по изрезанным берегам, уходя в овраги и возвышенности вершин, делили город на ряд отдельных участков, посадов. Сами городские посады были тоже укреплены крепостными стенами. Богатым светлым градом предстал Чернигов глазам дружинников, многие из них в своей жизни видели только свое селище, а Гордеев городок считали чуть ли не столицей Руси.

С возвышенности, на которую прямо из леса выехала дружина, воины разглядели не только город, но и то, что навстречу им, перейдя по мосту, следует два десятка всадников. Сразу было видно, что всадники не простые, собранные в ополчение по деревням, а бронные, хорошо одетые и оружные воины. Монзырев остановил дальнейшее продвижение дружины, сам с подъехавшими соратниками стоял ожидая. С лошадей спешиваться не стали.

Понукая лошадей, черниговские витязи по скосу бугра взобрались на возвышенность.

– Здрав будь, боярин кривичей. Светлый князь Вратислав, зная о твоем приезде, направил меня для встречи и сопровождения в детинец. Я сотник молодшей дружины князя, Горыня.

Перед Монзыревым восседал на коне человек немалых размеров и силищи, в островерхом шлеме с наносником, на плечи которого спускалась железными кольцами бармица. В его кольчужную рубаху, наверное, могли одновременно влезть двое обычных людей и чувствовать там простор. Конь был под стать седоку.

«Богатырь, – подумал Монзырев. – Однако никогда не думал, что встречу человека, описанного в былинах».

– И тебе здоровья, витязь, подобный горе, так, по-моему, можно переложить твое имя на обычный язык. Если ты сотник молодшей дружины, то каким тогда должен быть сотник старших гридней?

– Ха-ха-ха! Ты не поверишь, боярин, тот сотник мне едва до плеч достает. – Разливистый, басовитый хохот сотника заставил смеяться бойцов, находившихся поблизости от говоривших, а вскоре смеялись даже те, кто не слыхал, о чем велась речь. Просто людям стало весело уже оттого, что их боярин смеется, а значит, все хорошо.

«Наш человек!» – отметил про себя Монзырев, отсмеявшись.

– А как это стало известно, что я с дружиной подхожу к Чернигову?

– Дак известно уже давно. Поместные бояре, через земли коих шла дружина, гонцов присылали. А что идешь именно ты, так по штатндарту твоему и поняли. На полотне небесного цвета в священном коле нетопырь расправил крыла.

В свое время Монзырев, не мудрствуя лукаво, поднял над крепостью стяг, где на контурах земного шара расправила крылья летучая мышь черного цвета, символ Российской военной разведки, вот и получился казус с нетопырем и божественным кругом славян.

– Так что поехали в княжьи хоромы, там давно тебя дожидаются.

– Стой, а воинство где разместить? Не здесь же становищем стоять?

– Зачем здесь? Вон, – богатырь указал рукой направление, – в Беловозском посаде и место для твоих сотен имеется. Оно, конечно, по-походному развернутся, так зато за стенами, не в чистом поле.

– Провожатого дашь?

– Я знаю, где это, батька, – подал голос Ратмир. – Чай, город-то мне родной.

Светлое просторное помещение в княжеском тереме, стены которого были покрыты тонким слоем пчелиного воска, натерты челядью до зеркального блеска, радовало глаз. Ведя неспешную беседу с князем, удалившим своих ближних бояр, недовольных таким решением, Монзырев подмечал предметы интерьера в княжей светелке. В оконные рамы, не в пример его терема в Гордеевом городке, были вставлены не слишком качественно обработанные листы слюды, тускло пропускавшие дневной свет с улицы. Светильники, расставленные по углам, представляли собой сбор дизайнерских разновидностей и видов, но свои функции выполняли неплохо. Мебель заменялась покрытыми тканиной и коврами сундуками и лавками.

Отвлекшись на мгновение, Монзырев ухватил концовку княжьей речи, мысленно выругал себя за то, что из-за своего любопытства, оценки функциональности своего и княжеского жилища, может быть, что-то существенное пропустил в речи князя.

– Да-а, жаль. Так ты что, решил после случившегося, что пора дружину в седла сажать, и ко мне приехал? – донесся до ушей Анатолия голос князя.

Монзырев посмотел в умные, цепкие глаза черниговского правителя.

– Да нет, это только звоночек прозвучал, а еще ранее случился у меня серьезный разговор со знакомцем одним. Вот он-то мне и присоветовал по весне в поход идти.

– И кто сей знакомец? – с усмешкой на устах, будто наперед зная ответ, спросил коронованный собеседник.

– С Велесом я встречался.

– Эх, любят тебя боги наши. Может, и не поверил бы тебе, боярин, если б волхв Святогор не поведал, в каких отношениях ты с этим богом. Говорит, друзья вы с ним.

– Шутит. Кто я, а кто Велес. Просто приятели. Он мне помог, потом я ему, снова он, а затем я. Какая дружба, обычные приятельские отношения.

– Ага, у меня Велес в приятелях не ходит. А боярин курский Вадим так тот прямо доносит, ты с Перуном знакомство свел. Так ведь? Молчишь, знать, правда.

Во взгляде князя промелькнуло любопытство и вместе с тем, победные интонации, соответствующие невысказанному вслух вопросу: «Что, поймал я тебя, боярин?»

– Ну свел, так что, на каждом углу об этом кричать?

– А я, князь, за всю жизнь ни разу не удосужился того, о чем мой боярин даже говорить не желает.

– Ну да, а еще Лада со мной шутку пошутила.

– Это какую-такую шутку?

– Да вот, боярыню мою мне сосватала.

– Врешь! – с непосредственной простотой жителя деревенской глуши воскликнул князь.

– Клянусь. – Монзырев еле сдержался от желания подтвердить правдивость своих слов отмашкой православного креста. Князь мог бы и не понять такого жеста со стороны родового боярина кривичей.

– Да-а, любят тебя боги. Ну и чего там тебе Велес насоветовал?

– Не посоветовал, прямо сказал. Иди, говорит, по весне, со Святославом в поход. Вот я к тебе и привел дружину.

– Так я не Святослав.

Толик хмыкнул. Уже серьезным взглядом зыркнул в лицо венценосного шутника.

– Я это знаю, но ты мой князь. Я что, через твою голову прыгать буду? Ты начальник, вот и решай, а уж если не пустишь, останусь. Сам с богами разбирайся, почему не пустил.

– Слова-то какие мудреные говоришь, я таких и не знаю. Опять же, странный ты человек, боярин, я других бояр в бараний рог скрутить могу, а с тобой как-то не получается. Мы тут вдвоем, могу и прямо сказать. Ты вроде и племени другого, и боярин поместный, захудалый, и на земле моей сидишь, а говорим вот с тобой на равных, как два вотчинных князя. И ты этому не удивлен, и я ничего поделать не могу. Вот почему так?